Она - моё табу
Шрифт:
— Если и трахал, то это не твоё дело. — шипит угрожающе.
— Не моё дело, да?! Отлично! Убирайся! Вали к ней и никогда больше не попадайся мне на глаза! Иначе я закончу начатое и уничтожу тебя!
— Дебилка! — гаркает с бешеным раздражением. — Тебе мало того, до чего ты меня уже довела?
— Я тебя довела?! Ты совсем больной?! — возмущаюсь, только чтобы не выказывать, как сильно и глубоко ранит то, что он был с другой. И не важно, Киреева это или любая другая. Мне больно. — Тебе же только секс нужен! И неважно с кем!
Он вдавливает своё лицо в моё и высекает на выдохе:
— Ошибаешься, Фурия. Пиздец как сильно. Мне. Нужна. Ты. Только, блядь, ты. Потому что я тебя ненавижу.
—
— До полного безумия, Кристина.
Глава 16
Яд, наркотик, смерть — всё это её губы
Я был на грани. Стоял на самом краю, едва не сделав шаг в пропасть. Стоило столкнуться с голой Фурией в квартире сослуживца, и всё, что топил внутри себя в последние две недели, вырвалось наружу. Я был близок к тому, чтобы изнасиловать её. В прямом, блядь, смысле. Меня не останавливало то, что она сухая, как древесная щепка, что перепуганная до полусмерти, что заливалась слезами и умоляла остановиться. Мне выбило все пробки и снесло крышу настолько, что единственное, остановившее безумную жажду, это признание Кристины в том, что она подверглась насилию.
Я не могу простить себе того, что заставил её проходить через этот кошмар во второй раз. Но ещё сильнее желание голыми руками разорвать того, кто сделал это с моей Фурией. Я не лучше той мрази и способен это признать, но облегчения это осознание не приносит.
Как бы меня не разносило, я не имел права брать её силой. Даже тупо, мать вашу, касаться её и просто думать об этом.
И сейчас, спустя полтора часа истерики, когда она билась в моих руках, рыдала и умоляла не делать этого снова, Царёва дрожит. Эта дрожь не покидала её и когда в кровати лежали, и пока одевалась, и в ванне. Её гневные фразы и обвинения мало меня задевают. Но вот страх в скрипящем голосе, нездоровый блеск в расширенных зрачках, сбитое дыхание и нежелание вообще кому-либо рассказать о том, что какая-то мразь принудила её к сексу, всё это вскрывает мне рёбра и колупается ржавым гвоздём в сердце.
Я говорю, что ненавижу её до полного безумия. И это голая, ничем не прикрытая правда с одной загвоздкой. Я просто не способен произнести "люблю" и заменяю его антонимом.
И в эту секунду, глядя прямо в тигриные глаза, переполненные слезами, не могу признаться, пусть это чёртово признание и висит на кончике языке. Возможно, всё дело в том, что раньше я это уже говорил, а закончилось всё ничем. С Царёвой у меня ещё меньше шансов, чем было с Алей. А после того, какой хуйни натворил, даже думать о ней права не имею. Но как справиться с собой, когда она так близко? Когда опиумные губы, покрытые каплями воды и царапинами, всего на расстоянии выдоха? Когда мои руки сдавливают тонюсенькую талию? Когда бесформенная футболка сводит с ума похлеще тех блядских тряпок, что она таскала? И как оставить её одну в таком неадекватном состоянии?
У самого в душе гремучая смесь из яда, сожаления, отвращения к самому себе, эйфории и возбуждения. Несмотря на ужас произошедшего, Крис меня заводит. Сильно. Неконтролируемо. Но приходится справляться с возбуждением, ибо теперь я и пальцем её не коснусь.
— Фурия. — выдыхаю, успокаивая бушующие чувства. Накрываю ладонью её щёку, ласково гладя большим пальцем скулу и висок. — Хватит уже психовать. Я повёл себя как животное, но это не значит, что я последняя скотина, ебущая всё, что движется.
Она, встрепенувшись, поднимает вверх янтарный взгляд из-под ресниц. Смотрит с недоверием и опаской. Те же эмоции и в тихом голосе сквозят:
— Ты не спал с Танькой?
Насколько надо быть идиотом, чтобы подумать, что она ревнует? Я непроходимый и неизлечимый дебил, но всё, что отражается сейчас
Склоняюсь ниже, коснувшись губами кончика носа. Фурия кладёт ладони на грудь, удерживая на расстоянии.
— Нет, Кристина.
— Ты её целовал? — не сдаётся ненормальная.
Я честно стараюсь не улыбаться, но это пиздецово сложно. Качнув головой, мягко, но неотвратимо притягиваю девушку вплотную. Зарываюсь лицом во влажные волосы цвета молочного шоколада и хриплю:
— Нет. Ни её, ни кого-то ещё. Если тебе станет легче, то я настолько помешался на одной мелкой Фурии, что не могу думать ни о ком другом.
— Андрюша. — всколыхивает воздух маленькая, прибиваясь ближе. Трётся щекой о плечо. — Я тоже. Понимаешь? — переводит на меня растерянный взгляд. Скатываю глаза вниз. — Старалась избежать этого, но не смогла. Я просто дурею от тебя. И ничего не могу с собой сделать. Меня так сильно тянет. Безбожно просто!
— Кристинка…
Больше ничего вытолкнуть не выходит. Сердце распирает от чувств. Оно растёт, кости трещат. Неужто эта игра и для неё стала чем-то большим? С ней творится то же самое, что и со мной? Но к чему приведёт это сумасшествие? Нам нельзя быть вместе. Нельзя забывать обо всех причинах, которыми убеждал себя держать дистанцию. Да и как теперь быть с информацией, выданной Царёвой и виной за собственный поступок? Не знаю. Ничего уже не знаю. Кроме одного. Я здесь и сейчас. С Крис. И нас с нечеловеческой силой тянет друг к другу.
Кладу ладони на её голову и подтягиваю вверх. Волосы собираются, создавая иллюзию львиной гривы. Какая же она красивая. Какая нежная и хрупкая в данный момент. Нагибаюсь и в этот раз мягко завладеваю маковыми губами. Вдыхаю запах лета, исходящий от неё. Проталкиваю язык в рот, не встречая сопротивления. Наоборот. Крис словно приглашает. Касается кончиком своего языка, но тут же прячет его. Ныряю глубже, играя в догонялки. Этот поцелуй получается робким и немного неловким. Именно таким, каким должен быть первый. Она тянется вверх, обхватывает руками шею, поднимаясь на пальчиках. Одной рукой удерживаю её почти на весу, второй продолжая фиксировать голову. Веки оседают вниз, когда языки сплетаются в чувственной игре. Слюна, её и моя, заполняет ротовую полость, но мы не отрываемся, отдаваясь эмоциональному и физическому соединению. Длинные пальцы с острыми ногтями поцарапывают шею и прочёсывают короткие волосы на затылке, вызывая внутренний мандраж. Юркий язычок Фурии, будто скромная девица из восемнадцатого века, постоянно ускользает от меня. Мы сталкиваемся губами. Электрические микроимпульсы пробегают по кровеносным сосудам. Дыхалка сбивается. Мотор расходится тяжёлыми громовыми раскатами. Губы покалывает. Перебрасываю руку на изящную спину, исследуя пальцами изгибы позвоночника, острые лопатки, впадинку внизу спины, где покоится терзающая сознание татуировка. Дрожь, не покидающая Кристину на протяжении последних двух часов, меняется. Теперь она не от страха, а от возбуждения. Её движения становятся настойчивее. Перекачанный кровью член натягивает штаны. Подаюсь нижней частью тела слегка назад, избегая искушения.
Только поцелуй. Ничего больше. Десяток причин и сотня вопросов не дают забыть нелестную реальность. Мы разъедемся по разным континентам. Кристина — дочь генерала Царёва. Её изнасиловали, и я понятия не имею, как к ней подступиться и готова ли она идти дальше. Особенно после моей дикости.
Разрываю поцелуй, но не перестаю касаться её губ в коротких ласках. Она дышит так тяжело, что небольшая грудь и затвердевшие соски на каждом вдохе вжимаются в грудную клетку. Спасает только, что я так и не снял форму. Сейчас она вместо бронежилета работает. Не стопроцентная защита, конечно, но шанс на выживание даёт.