Она - моё табу

Мирная Настя

— Ну, Манюнь, не грусти. Улыбнись. — упрашиваю, вжавшись в тень забора. Она приподнимает уголки маковых губ в грустной улыбке. Даже не ругает меня, что ночью вышел на улицу. — Кристинка, ну правда. По живому режешь. Я тоже хочу тебя обнять. Очень сильно.

— Сильно-сильно? — спрашивает тихонько.

— Сильно-сильно, Крис. Надо потерпеть.

— Я скучаю, Андрюша. — сипит совсем уже печально.

— Блядь, Фурия… — выпаливаю, ощущая уже привычное давление в груди при виде её увлажнившихся глаз. — Если ты сейчас не перестанешь грустить, то я забью на всё и приеду к тебе.

— Не вздумай! — вскрикивает,

утирая глаза. — Точно в дисбат загремишь, Андрей!

— Зато ты не будешь плакать. — толкаю, улыбаясь.

— Я не плачу! — ощетинивается скорее по привычке.

Я уже перестал обращать внимание на её колкости и резкость. Просто Крис такая. Ей сложно измениться. Особенно на расстоянии. А я, признаю, немного манипулирую ей. Иначе просто не получается.

Утром опять на площади. Парни зевают и трут глаза. Я кое-как держусь. У самого физические силы близятся к нулевой отметке, но надо выкладываться на всю.

— Нал-лево! — громко командует Гафрионов. — Правое плечо вперёд!

Выполняю на автомате и тут же сбиваюсь. Напарываюсь глазами на кровавого монстра и миниатюрную фигурку в коралловом платье и с развивающимися волосами. Фурия улыбается и машет мне рукой. Растягиваю рот и качаю головой, восстанавливая ритм.

— Дикий, блядь, что за косяки?! — во всё горло вопрошает взводный. — У нас парад через неделю, а ты на ровном месте спотыкаешься и весь строй сбиваешь!

— Прошу прощения, товарищ старший лейтенант!

Несколько часов отрабатываем марш и построение, а Кристинка так и стоит около машины и наблюдает. Когда дают команду вольно, не могу уже ни о чём другом думать. Подскакиваю к Гафрионову.

— Товарищ старший лейтенант… — начинаю запыхано.

— Пять минут. — предупреждает и указывает кивком головы в направлении Хаммера.

— Спасибо.

Буквально подбегаю к Царёвой, хватаю её за руку и затягиваю за тачку. Прижимаю спиной к обшивке и сгребаю ладонями щёки. На её лице светится улыбка. Глаза горят.

— Почему ты здесь? — выбиваю, гладя её пальцами, впитывая каждую чёрточку лица и оттенок счастья, отражающегося на нём.

— Любуюсь своим парнем. — шёпотом отрезает Фурия и обнимает за шею. — Поцелуй меня, Андрюша.

— Твою ж мать, Фурия, нас спалят. — хриплю, беря в плен податливые губы.

— И пусть. — последнее, что слышу, прежде чем потеряться в бреду её нежности.

Глава 31

С ним легко не бояться

Да, я не выдержала этой недели на расстоянии. Каждый день приезжаю на площадь, но обычно наблюдаю издалека, чтобы Андрей меня не заметил, но сегодня сдалась. Хотела, чтобы и он меня видел в новом платье. Выбирала его с расчётом на то, что ему понравится. Не слишком броское, но достаточно короткое и с круглым декольте. Признаюсь, хочется немножечко его подразнить. Судя по тяжёлому тактильному взгляду, которым окатывает — в точку. Ёжусь под ним, дрожу чуточку и откровенно плавлюсь.

Мамочки, как он смотрит. Столько во обсидиановой тьме клубится, что тянет сбежать либо от него, либо с ним. Остаться наедине и дать ему разрешение делать со мной ВСЁ! И это только от взгляда! А что он губами делает… Госпо-о-ди-и…

Раздев меня глазами, сняв всю кожу, играет на оголённых нервах. Вынудив меня откинуть голову назад, крепко фиксирует затылок и влажно, жарко целует

шею и горло. Прихватывает сбоку зубами, заставляя трястись от желания. Всасывает мягко, ненапористо, не оставляя следов. Крупными ладонями с нажимом ведёт вниз по спине. Тормозит на пояснице, выгибая моё расплавленное его жаром тело навстречу своему раскалённому и твёрдому. Сталкиваюсь животом с его пахом и затвердевшим жезлом. Выразительнее дрожью захожусь.

Мамочки…

Цепляюсь в его голову, прижимая ближе. Распахнутыми губами жадные глотки воздуха делаю. Мы оба теряем разум от долгожданной близости. Если бы только можно было забыть обо всём на свете и уехать.

Андрюша толкается бёдрами мне в живот. Мутанты, называемые бабочками, взмывают вверх потревоженной стаей. По всему телу электричеством бьются. Что же это за бабочки такие заряженные? Кто к ним ток подключил? А в тех местах, где соприкасаемся с Диким, словно маленькие молнии изнутри шьют.

Так вот что значит — по-настоящему любить и скучать по кому-то. Когда и день в расставании даётся сложно, когда каждую минуту лишь он в голове. Когда думаешь, чем он занимается. Когда, одеваясь, представляешь, как он отреагирует и что скажет. А когда встречаетесь, всё смысл теряет, кроме его рук на моей коже, кроме его требовательных губ и пьянящих поцелуев, кроме частого дыхания и громовых раскатов его сердца, кроме умопомрачительного запаха леса и металла. Даже примесь пота не отталкивает, как всегда было с другими. На улице под тридцать градусов жары, а он в полной экипировке. Капельки влаги стекают по вискам и шее. Стираю их пальцами. Ловлю его выдохи и тепло. И пьянею, дурею, таю. Тихонечко стону, когда к губам возвращается и нежно пощипывает их своими. Глубоко вдыхает и давит на бёдра, заставляя опуститься на землю. Но руками всё равно в плечи цепляюсь, обнимаю и смотрю на него так, будто насмотреться не могу.

— Надо притормозить, Крис. — словно пробежавший многокилометровую дистанцию марафонец задыхается. — Я, пиздец, как скучал и рад тебя видеть, но у меня всего пять минут.

— Да… Да… — шепчу растерянно, мозг кислородом ещё не напитался. — Я знаю… Понимаю… — отступаю на шаг, но держать продолжаю. — Ты не представляешь, как отпускать не хочу.

— Представляю, Фурия. — прижимается лоб в лоб, глядя в глаза. Ладонями за лицо удерживает, не давая от его взгляда спрятаться. — Ещё как представляю.

— Я не думала, что так бывает. — шуршу, совсем уже запутавшись.

Не могу понять, где мои эмоции, а где его. Кажется, что какой-то безумный химик смешал их в чашке Петри, соединил на микроклеточном уровне, создав нечто новое, неизвестное даже науке, и теперь и сам не знает, что делать со своим достижением. А я и подавно. Меня страшит выработавшаяся за недели зависимость. Кажется, что не могу я уже без него. Я теряю в нём саму себя. Ни спрятаться за маской не могу, ни фальшивые эмоции выдать, ни рвущиеся из самого сердечка слова удержать. Контроль полностью потерян и над телом, и над мыслями, и над чувствами. Только он есть. Обсидиановые глаза, тонкие губы, кустистые брови, ласковая улыбка, острые скулы, чёрные волосы, точёные мышцы, калёная кожа, шершавые, но невообразимо нежные руки. Своего дыхания не слышу, только его шумные вдохи-выдохи. Сердца тоже не ощущаю собственного. Лишь с какой силой дробят меня удары его сердечной мышцы.