Она моя
Шрифт:
— Ты — солдат. Ты должна ответить на все вопросы и тогда сможешь поспать…
Открыв глаза, медленно моргаю и направляю взгляд в окно. Перестала заслонять шторы, чтобы по утрам в комнату сразу проникал свет, иначе тяжело выползать из-под одеяла и возвращаться в реальность.
Кладу ладонь на живот. Когда лежу на спине, он и вовсе ощущается впалым.
— Доброе утро.
Сердце постепенно успокаивается, дыхание выравнивается.
— Все хорошо.
Пока готовится каша, делаю грифельный набросок комнаты
Закончив, шумно выдыхаю. Некоторое время смотрю на частичку своего прошлого и, наконец, откладываю в коробку к десяткам других рисунков.
— Привет, пап, — с улыбкой жду, пока отец садится напротив меня. — Я принесла тебе чистые и теплые вещи.
— Что с Орловским? — грубо обрывает он.
Машинально поднимаю взгляд на застывших рядом охранников. Папе плевать, что они могут услышать. Он все еще верит в то, что все в этом мире решаемо, нужно просто задействовать нужных людей, и плевать, кто и что об этом думает.
— Мы встречаемся сегодня вечером. Обсудим некоторые детали и назначим дату.
— Отлично, — восклицает и довольно трескает ладонью по столу. Мне моментально становится стыдно. Он ведь думает, что вопрос закрыт. — Надеюсь, меня выпустят из этой богадельни до свадьбы. Хочу отвести свою красавицу под венец. Платье выбрала?
— Еще нет, — несмотря на эмоции, чувствую, как машинально замыкаюсь и говорю с холодком.
— А почему? Если проблема с деньгами, я свяжусь с Людкой, она даст сколько нужно. Зря я, что ли, ее столько лет кормил да по заграницам катал?
Только тети Люды мне не хватало…
— Нет, не нужно. Денег хватит.
— Все равно. Пусть Людка поможет выбрать, — настаивает отец. — Она же держала салон, пока не разжирела на моих хлебах и не ударилась в эту… хиромантию, мать ее.
— Тарологию.
— Один черт… Все ее расклады — полная лажа! Ничего не работает…
Прощаемся сухо. Я снова обещаю решить все в ближайшее время. На том и расходимся. Но вместо бессмысленного визита к тетке еду к Рязанцеву. На КПП приходится снова спорить с каким-то зеленым солдафоном. Он прекрасно помнит меня, но ни в какую не хочет открывать ворота. Заставляет торчать за забором, пока связывается с подполковником и спрашивает позволения.
— Выдайте мне уже какой-то пропуск, — с порога требую я. — Невыносимо каждый раз препираться с этим мелким упыренышем!
— И тебе доброго дня, Катерина, — с привычной усмешкой приветствует Рязанцев. — Чем обязан?
— Мне нужно дальнейшее руководство, — по лицу подполковника вижу, что ничего нового мне сегодня не откроют. — На крайний случай, парочка советов относительно сегодняшней встречи.
— Пойдем, — бросает и идет к выходу на застекленную
— Так вы скажете, в чем именно моя задача? Как быть с датой свадьбы? Настаивать на помощи сейчас или продолжать играть дурочку? — потеряв самообладание, возвращаюсь к старой привычке вываливать за раз все вопросы.
Рязанцев, неспешно обхаживая горшки с какими-то растениями, ухмыляется.
— Тараторишь, Катерина.
Сцепляя за спиной ладони, выпрямляю плечи и вздергиваю подбородок.
— Сдержанно тараторю, — чеканю я.
Над стойкой мне, очевидно, следует поработать. Нынешняя вызывает у старика смех.
— Подай мне ножницы, — указывает рукой на деревянную полку. Пока я вожусь в поисках ножниц, продолжает говорить. — Твоя задача — тянуть время. До суда обе стороны, Орловские и Волковские, должны думать, что все идет согласно их планам.
— А если свадьбу назначат до суда, прикажете мне замуж за этого человека выходить?
Хорошо, что я успеваю передать подполковнику найденные ножницы, потому как его ответ у меня, конечно же, вызывает гнев и неприятие.
— Больше ты себе не принадлежишь, Катерина. Теперь ты — часть иммунной системы государства. Надо будет, пойдешь и замуж.
— Замечательно, — едко отзываюсь я.
— Но, — акцентирует Рязанцев, — мы, конечно, будем работать и постараемся этого не допустить.
Больше говорить не о чем. Старик, орудуя секатором, насвистывает. А я молчу, так как остальные вопросы, которые меня волнуют, являются слишком личными. Не обсуждать же с ним то, что я тяжело переживаю тот факт, что скоро мой отец будет считать меня предателем наравне с Тарским, которого он, в первую нашу встречу в тюрьме, грозился при ближайшей возможности убить. Понимаю, что ничем ему помочь не могу, и что в какой-то мере папа сам виноват, заигрался в бога.
Наша беседа так бы и закончилась, если бы не сообщение Рязанцева, которое он, продолжая насвистывать и работать ножницами, как бы между делом бросает:
— Тарский в столице.
И все. С трудом наращенная броня под вспыхнувшим внутри меня жаром тает, словно ледяная корка, и дрожащей волной резво стекает по телу.
Глава 35
Пытаюсь сделать вид, что эта новость не заставила меня ощутить себя в эпицентре торнадо.
— Когда?
Ответить Рязанцев не успевает, потому как… В дверях оранжереи возникает сам Тарский. Мое сердце за секунду превращается в хрупкое стекло и от первого, все еще достаточно далекого зрительного контакта разлетается вдребезги.
Это он… Это он… Это невозможно… Я не готова… Не сейчас…
— А вот и он, — суховато отмечает подполковник, словно только этого и ждал.
Таир идет к нам. Неотвратимо приближается. А я не могу оторвать от него взгляд. Его глаза, нос, губы, покрытый щетиной подбородок…