Она пришла с Земли. Клиентка

Абдуллов Роман

— У Дартс же получилось, — хмыкнул Юлиус, и все посмотрели на Леру.

Она смутилась. Видели бы они, как она цеплялась за занавес… И хотя ответа никто не ждал, она сказала:

— Так-то Фидо прав. Гимн эффектнее, когда исполняет хор, и если бы они не вышли так вовремя…

— Да! Мы просто вовремя вышли! — перебил Фидо. — И вообще, половина успеха в нашем выходе!

Парни засмеялись:

— Ты-то чего хвастаешь?

Мчался, как осел с колючкой под хвостом. Еще немного и выскочил бы на сцену. Ладно Ортвин остановил.

— Так он всех остановил, не только меня! Сами-то бежали как?! Чуть лэра Фэстуса не затоптали…

Когда все, наконец, отправились в зал, Лера глянула на идущего рядом Дилана и усмехнулась:

— Думаю, тот, кто вас запер, сейчас в бешенстве. Так что, это точно не Юлиус.

— Согласен, — кивнул рыжик и, наклонившись, вполголоса пробормотал: — Мне, вообще, кажется, что запереть — это в духе женщин. А кого у нас все девушки терпеть не могут? Тебя! Из-за тебя все!

Лера даже с шага сбилась, но Дилан только озорно подмигнул и окликнул Шона.

Тот оглянулся. При виде Леры лицо его приняло выражение холодного высокомерия, однако он остановился и, когда они поравнялись, коротко бросил:

— Ну?

— Это Шон выпустил нас, — сказал Дилан Лере, потом огляделся и, убедившись, что все ушли вперед, с любопытством посмотрел на соседа:

— А как ты узнал, где мы?

— Я и не знал, — фыркнул Шон. — Это она, — кивнул он на Леру, — не могла вас найти, поэтому решил проверить аудитории дальше по коридору. Думал, о времени забыли. Несправедливо было бы опоздай вы с выходом — столько репетировали…

— Спасибо, Шон! — лучезарно улыбнулся Дилан. — Ты настоящий друг!

И он от души хлопнул «друга» по плечу. Шон отшатнулся, схватился за место удара и сдавленно охнул:

— Поглоти тебя пески! Не зря говорят, что радость прибавляет силы.

* * *

Празднество давно закончилось, на землю опустилась ночь. Академия затихла. Опустели беседки и аллеи, погасли в окнах светляки. Только студенты еще не спали и через распахнутые двери, завешенные тонкой кисеей от насекомых, свободно лилась песня.

— Да здравствует Академия, — нестройно, но с воодушевлением выводили юношеские голоса. — Да здравствуют профессора!

Скрытый деревьями, напротив студенческого

корпуса стоял, тяжело опираясь на трость, квестор Овидус ван Норм. Позади него тенью застыл Колин.

— Уже два человека, от которых надо избавиться, — негромко произнес Овидус. — Понимаешь, о ком я?

Колин не спешил с ответом. Лишь когда отзвучали последние слова гимна и раздался дружный смех, сказал:

— Полагаю, один — сочинитель песни, а второй… Повар?

Овидус повернулся к помощнику и вгляделся в его смутно белеющее лицо.

— Недоволен? Считаешь несправедливым?

Колин промолчал. Скорее почувствовав, чем увидев, как он пожал плечами, Овидус усмехнулся:

— Не переживай. Твоего сочинителя мы всего лишь пораньше отправим в другую академию. И даже без испытаний.

— А если он по силе не проходит?

— Значит, сделаем исключение. До пятидесяти пяти единиц у него максимум может не хватать пяти… Как считаешь, их перекроет талант стихосложения?

— Перекроет! — в голосе Колина послышалась радость. — А повара? Тоже отправим?

Овидус зашипел и наугад махнул тростью по ногам глупого юнца. Попал. Тот вскрикнул и отскочил.

— Мы, по-твоему, кто? — сквозь зубы процедил Овидус, борясь с желанием стукнуть помощника еще раз. — Разве мы ведомство по трудоустройству? Слюнтяй! Повара просто уволим!

Резко развернувшись, он направился к корпусу преподавателей, где им с Колином отвели комнаты. Шагов за спиной слышно не было.

«Слюнтяй!» — мысленно повторил Овидус. И как можно было сравнивать его с собой? На смену молодости придет опыт, но никогда из прутика ивы не вырастет дуб.

Внезапно студенты замолкли. Овидус решил было, что они наконец-то угомонились, но тут чей-то сильный уверенный голос вновь завел:

— 'Итак, будем веселиться,

пока мы молоды!

После приятной юности,

после тягостной старости

нас возьмёт земля.'

Следующие строки подхватили уже десяток голосов.

Овидус пошел медленней. Свет звезд, казалось, холодом проникал под одежду, где-то с пронзительной тоской закричала птица. Стало вдруг одиноко и неуютно, и, когда Колин все же догнал его и пошел рядом, Овидус, пряча облегчение, проворчал:

— Привыкай… Наша служба не всегда приятна, но она всегда во благо Республики.