Она уже мертва
Шрифт:
Не самое веселое место, да.
– Не самое веселое место, – задумчиво произнесла Полина.
Все ее попытки вспомнить, что было здесь, под боком у Парвати, двадцать лет назад, не увенчались успехом. Она во всех подробностях могла воспроизвести дорогу к морю. И улицу, ведущую в центр маленького поселка, – каждую ограду на ней и едва ли не каждую калитку. Но все, что касается этого места…
Сплошное черное пятно.
Шило между тем обогнул террасу и направился в дальний угол сада.
– Осторожнее, тут бассейн, – крикнул он. – Не свались!
Похвальная предупредительность, хотя Полина
Голова занимала центральную часть бассейна и выглядела до жути натуралистичной. Очевидно, плитку, которая пошла на ее создание, делали на заказ. И справились с заказом на твердую пятерку с плюсом: змеи, копошащиеся в волосах горгоны, пугали так, как будто были настоящими. Полина простояла у края едва ли не минуту, не в силах отвести глаз от перекошенного яростью и болью лица. Представить себе, что кто-то барахтается здесь, в воде, под леденящим душу взором героини античного мифа, – невозможно. Немыслимо.
У хозяина дома и бассейна, кем бы он ни был, все в порядке с нервами. Или – не все в порядке с головой.
– Ты это видел? – спросила Полина у Шила.
– Что именно?
– Медузу Горгону. Там, в бассейне.
– Тетка со змеями вместо волос?
– Да.
– А я не мог вспомнить, как ее зовут. Горгона, точно. Чистая ведьма.
– Странное место. Странный дом.
– Хочешь поговорить об этом?
– Хочу побыстрее отсюда убраться.
– Придется подождать.
– Но сначала объясни, что привело тебя сюда?
– Будем считать, что интуиция, – осклабился Шило.
– Я серьезно.
– И я.
Конечно же, он что-то недоговаривал. Темнил. И некому было сказать ему: «Ты врешь, прохиндей!» Право на это имела лишь Парвати, но Парвати умерла.
– Я не помню, что было здесь раньше. На месте этого дома. А ты?
– Ничего особенного тут не было, – Шило неопределенно пожал плечами. – Заброшенный участок с халупой посередине. А в халупе жил какой-то дедуган. Я пару раз сталкивался с ним, но без последствий.
– Лазал по чужим садам? – понимающе улыбнулась Полина.
– Можно сказать и так. Что еще делать малолетнему пацану?
– Ты уже давно вырос.
– Есть такое. Но вот… решил вспомнить детство.
– Поэтому заглянул сюда?
– Почти. Когда-то здесь был спуск к воде. Тропа. О ней я и подумал сегодня. Все остальное – дело техники.
– А… если бы не было этого пролома?
– Он есть, как видишь.
– И ты сразу нашел его?
– Почти. Говорю же – интуиция.
– Хозяин дома не обрадовался бы такому вторжению.
– Хозяина нет. Я такие вещи сразу просекаю. То есть… он, конечно, есть. Гипотетически. Окопался где-нибудь в Лондоне… Или в Монако.
– С чего ты взял?
– Богатый домишко. И построен с размахом. Человеку без достатка такое предприятие не осилить.
– Не вижу логики. Стоит ли выстраивать хоромы, чтобы потом бросить их на произвол судьбы?
– Можешь проконсультироваться у нашего
Конечно же, Шило имел в виду Сережу. Но имени двоюродного брата вслух не произнес. Да и говорил о нем со скрытым презрением, что совсем не понравилось Полине. Подобные недобрые чувства – следствие обычной зависти неудачника к успешному человеку. То же испытывала к Сереже и Маш, и наверняка все остальные. И лишь Лёка по-настоящему любил его. Но любовь деревенского дурачка ничего не стоит. И ее, Полинина, любовь не стоит. Иначе Сережа давно был бы здесь. Иначе он приехал бы в Питер десять лет назад, пятнадцать. Или написал бы ей ободряющее письмо и просто позвонил. Не исключено, что он платит своей многочисленной голоштанной родне той же монетой – презрением. Но, скорее всего, даже на это Сережа не затрачивается. Для него все они – насекомые. Бабочка-огневка, бабочка-капустница, пара богомолов и клопы-солдатики. Есть еще стрекоза красотка-девушка, но пожертвовать ею оказалось легче всего.
Кто же собрал ту проклятую коллекцию?
– …Вот здесь я ее нашел.
Это была небольшая смотровая площадка, скрытая от посторонних глаз левым крылом дома. А сам дом застыл метрах в десяти от обрыва, откуда открывался потрясающий вид на море. Еще одна терраса – точная копия выходящей в сад – заканчивалась невысокой балюстрадой, но подойти к ней и заглянуть вниз у Полины не хватило духу. Как не хватило духу приблизиться к площадке, на которой стоял теперь Шило.
– Так что тут произошло? Ты примерно представляешь?
– Скорее всего, она смотрела на море. И кто-то приблизился к ней и ударил по затылку чем-то тяжелым. Вот только…
– Что?
– Не могу взять в толк, как ему удалось проделать все это незаметно.
– Не понимаю, о чем ты?
– Галька. Все дорожки здесь посыпаны галькой.
Полина взглянула себе под ноги: так и есть, галька повсюду. Каждый шаг приводит камешки в движение, они скрипят и трутся друг о друга. Не услышать этот шум невозможно.
– Ну-ка, пройдись! – скомандовал Шило, повернувшись к Полине спиной. – Только постарайся не шуметь.
– Мне пройтись на цыпочках?
– Валяй на цыпочках.
Полина в точности выполнила все указания брата, но после того, как она преодолела первые несколько метров, Шило воскликнул:
– Я все слышу!
– Слышишь, потому что хочешь услышать. Потому что знаешь – я захожу тебе в тыл.
– Даже если бы не хотел, все равно бы услышал.
– Может быть, Тата задумалась? – высказала предположение Полина. – Смотрела на море и думала о чем-то своем. Вот и не заметила, как приблизился… тот человек.
– Я не знаю, кем нужно быть, чтобы крепко задуматься, стоя под проливным дождем.
Дождь! Его-то Полина и не учла, а ведь он закончился не так давно. А до этого лил с разной степенью интенсивности весь вечер и всю ночь. И утру тоже досталось. Только сумасшедший сочтет такую погоду поводом для пешей прогулки – ведь речь идет не о теплом летнем дожде.
О муторном и неприкаянном осеннем.
Но разве эта сыплющаяся с неба неприкаянность могла остановить Тату? Вчера она тоже шлялась под дождем, и никаких неудобств это ей не доставило.