Она уже мертва
Шрифт:
Снова пошел дождь. Самый настоящий ливень – и Шило, все еще топтавшийся на пороге, оказался в его власти. Свитер и волосы мгновенно потемнели от влаги, капли тонкими ручейками стекали по лицу, образуя где-то у подбородка некое подобие водопада, – но Шило, казалось, не замечал этого. Он мрачно смотрел на Полину… нет, он вглядывался так пристально, что ей на секунду показалось: это не Шило стоит сейчас под дождем – она сама. И от этого дождя нет спасения, он колотит по коже, легко просачивается сквозь нее, без труда впитываясь в чернозем
– Одна смерть и одно исчезновение, – прошептала она.
– Нет. Смерть точно была не одна. По всем законам – Божеским и человеческим – не одна.
– Да, да… Понимаю тебя. Если пропавший не находится в течение определенного количества лет, он автоматически признается умершим. Ты это имеешь в виду?
Шило поморщился и задрал вверх мокрый подбородок: это могло означать и «да», и «нет». А могло и вовсе ничего не означать, кроме того, что ему не нравится дождь.
– Ты ведь думала об этом?
– Не знаю. Да.
– И к чему пришла?
– К тому, что не стоить об этом думать. Все равно ничего не изменишь. Есть то, что есть. Самое разумное – жить дальше, не оглядываясь на прошлое.
– Получается?
– Не знаю. Нет.
– И у меня – нет.
…Шило пытается сказать ей то же самое, что говорила Тата, – пусть и другими словами. Шило пытается сказать ей то же самое, что она все эти годы говорила сама себе. Получается не очень складно, но виной всему не его провинциальное косноязычие, а самый обыкновенный страх: что произойдет, если истина вскроется?
Ничего хорошего, подсказывает ей опыт.
Уже сейчас ничего хорошего не происходит: едва познакомившись заново, они успели перессориться и обвинить друг друга в корысти. С Алей случился странный обморок, и объяснения Никиты тоже выглядят довольно странно. Странные подарки, преподнесенные неизвестно кем. Странные фотографии. Странно, что Полина вообще принялась обсуждать с посторонним для нее полицейским из Архангельска столь болезненные воспоминания. Только часть из них – общая, ведь когда-то Белке пришлось пережить то, что не переживал никто из детей их Большой Семьи.
Сережа в этой ситуации был бы намного уместнее, когда же он приедет?
…Шило давно ушел, а следом ушел и ливень: он истончился до легкой мороси, а потом и вовсе затих. А Полина все стояла и стояла в Лёкиной мастерской, не в силах покинуть ее. Всему виной приторный, дурманящий запах айвы, он забивается в ноздри, пропитывает каждую клетку тела, вяжет по рукам и ногам. Ничего удивительного – у айвы вяжущий вкус. А вот варенье из нее получается отменное.
Самое время вспомнить о варенье.
А еще о том, что айвы в саду Парвати не так уж много. Гораздо меньше, чем слив, алычи и даже черешни, – всего-то пара деревьев. Неужели эта парочка породила такую бездну плодов? Еще одна странность в дополнение ко всем остальным.
Из
Сережа все поставит на свои места. Всё и всех, включая анархичные и беспорядочные ливни. Для него нет ничего невозможного.
Так, в сладких мыслях о Сереже, она вернулась в дом. Из гостиной раздавались голоса, и разговор шел явно на повышенных тонах. Солировала Маш:
– Ты подбросил эту мерзость?!
Вот оно что – пропавший Лёка нашелся!
Он и впрямь нашелся и теперь стоял посреди комнаты, переминаясь с ноги на ногу и втянув голову в плечи.
– Отвечай! Ты?
Маш бросила ему в лицо смятый платок, который совсем недавно демонстрировала всем остальным, но Лёка остался безучастным.
– Где ты его взял?
Молчание было ей ответом.
– Просто скажи, что это ты, – и покончим с этим. Ну?
Лёка отрицательно покачал головой, что вызвало в Маш новый приступ ярости.
– Если и дальше будешь играть в молчанку, я тебя урою, идиот! Сдам в богадельню сегодня же! Пожалеешь, что на свет родился. Так что выбирай: или ты все сейчас расскажешь, или богадельня.
– Прекрати! – не выдержала Полина. – Прекрати его запугивать. Неужели нельзя просто поговорить, не устраивая дурацких допросов?
– Вот и поговори, – неожиданно сдалась Маш. – Может, у тебя получится.
Лучше сделать это без свидетелей, решила про себя Полина, хотя свидетелей в гостиной было немного. Кроме Маш – только Миш и Ростик, сидевший в кресле перед телевизором с выключенным звуком. Полина ухватила Леку за рукав и подтолкнула его в сторону кухни.
– Не обращай внимания на Маш, – сказала она, плотно прикрыв за собой дверь. – Маш расстроена.
И снова Лёка никак не отреагировал на ее слова.
– Мы все немного расстроены. Так бывает, если подарок стал для тебя неожиданностью. И ты совершенно не знаешь, как к нему относиться.
– Подарок – всегда хорошо.
Лицо Лёки по-прежнему напоминает горное плато, вот только теперь на нем появилось множество дополнительных складок: тектонически плиты, из которых оно состоит, не теряли времени даром, они сходились и вновь расходились. Вот и возникли новые трещины, забитые невзрачным кустарником щетины. Когда-то пышные и прямые, как стрелы, ресницы поредели, и лишь глаза почти не изменились: от них веет безмятежностью звериной норы. Не стоит так уж пристально вглядываться в эту безмятежность, иначе упадешь в нее и неизвестно где окажешься. Так думала маленькая мудрая Белка, но взрослая Полина решила пренебречь этой детской мудростью.