Она
Шрифт:
В конце третьего курса Алисе пришлось оставить учебу в Париже. Она забеременела. На вечеринке по поводу встречи выпускников гимназии встретила бывшего одноклассника, и по неопытности обоих их короткая связь закончилась беременностью. Поженились они в Лионе. После того как Алиса бросила университет в Париже, Франсуа она видела редко: рождение Жюльена, ревнивый муж, магистратура в Лионе, аспирантура, доцентура… какие уж там поездки в Париж! Только позже — когда она уже преподавала в Лионском университете, развелась с мужем, Жюльен подрос — они стали видеться чаще. Встречались в редакции журнала «Девятнадцатый век», куда она приезжала по поводу своих статей. Или на регулярных коктейлях в Музее романтической жизни. Или в кафе Les Deux Magots [32] на бульваре Сен-Жермен. Чаще всего — именно там.
32
«Де маго» — знаменитое кафе в квартале Сен-Жермен-де-Пре на площади Сен-Жермен в VI округе Парижа.
Вот и теперь, спускаясь по ступеням во двор университета и направлялась
Она бродила без всякой цели и, чтобы убить время, фотографировала. На узкой заброшенной рю Лаферьер сняла старые резные входные двери. Потом — девочку лет двенадцати. Та пинала футбольный мяч, подкидывала его и ловила носком ноги, обутой в кроссовку, а под конец вдруг резким ударом азартно пульнула в стену дома напротив. Мяч чудом миновал человека, сидящего на тротуаре — ударил чуть выше его головы. Голова была обрита наголо. Человек сидел по пояс голый, нижняя часть его тела была покрыта грязным одеялом. Он держал в руке зеркало и красил ресницы. Возле одеяла на тротуаре были разложены помада, пудра, разные баночки и парики. Долю секунды Алиса не могла понять, мужчина это или женщина, но грудь у человека была плоская, в редких рыжих завитках. Алиса навела на него телефон и хотела сфотографировать эту удивительную личность, но личность одарила ее чарующим взглядом своих черных накрашенных глаз и погрозила пальчиком. Алиса быстро отвела телефон в сторону и сфотографировала витрину бюро путешествий. Грозный пальчик тут же сменил гнев на милость и одобрительно затыкал в ее сторону «ты, ты, ты», а потом личность вытянула губы и послала Алисе воздушный поцелуй. Чтобы скрыть смущение от такой неожиданной сердечности, Алиса притворилась, что ее и вправду интересует бюро путешествий, она раз шесть сфотографировала вывеску Tourisme — Conseils de Voyage [33] , а потом зашла внутрь.
33
«Туризм — Бюро путешествий» (фр.).
Бюро путешествий предлагало паломнические туры. Взгляд ее упал на рекламный плакат Рокамадура. Все еще под впечатлением от встречи с удивительной личностью, Алиса сфотографировала и этот цветной плакат. А может быть, дело было не только в смущении? Сам плакат ее чем-то притягивал. Скалистый утес, на нем — дома из белого камня, башни, галереи и концертный зал пробудили воспоминания.
Жюльену было пять лет. Алиса только что защитила диссертацию Pattern archetype dans le poesie Gerard de Nerval [34] , которая принесла ей звание доцента и приглашение читать лекции в Лионском университете. Она очень гордилась собой. Но ее семейная жизнь рушилась. Измены. Сначала ей изменил Жюльен-старший, потом — она ему. Все это было лишнее. Пустая трата времени. У Алисы навернулись слезы перед этой рекламой Рокамадура. Она вспомнила одну из семейных воскресных сцен. Алиса собирала сына, чтобы пойти с ним в церковь. Она одевала его в бархатную курточку. Жюльен стоял в зимнем саду между гортензиями на каменном столе, и вид у него был такой, словно он сошел с картин прерафаэлитов. Она наряжала своего ненаглядного Жюльена, чтобы повести его в церковь, куда сама ходила уже только из ностальгии. Ей нравилось, что можно не спеша пройти через старые ворота до бенедиктинского аббатства, насладиться парадной тишиной церковного сада и в торжественном настроении войти в церковь Святого Мартина, окунуть палец в холодную воду кропильницы. Но тем воскресным утром Жюльен-старший запустил в Алису статуэткой Девы Марии. Той, что она привезла из родного дома. Когда-то она перед ней молилась. А в этом — чужом ей — доме она давно никому и ничему не молилась. Облупленная деревянная фигурка теперь украшала зимний сад. Она и в самом деле была прелестна, хотя и пробила голову Жюльену-младшему, потому что Жюльен-старший промахнулся. И вместо церкви Алиса с сыном отправились в отделение скорой помощи. Жюльен провел в больнице целых два месяца.
34
«Повторяющиеся архетипы в поэзии Жерара де Нерваля» (фр.).
Это были ужасные месяцы. Муж — Алиса стала обращаться к нему по фамилии, Дюбуа, и сказал бы спасибо, что не мсье Дюбуа, — винил во всем ее, говорил, что, если бы она ему не изменяла, ничего бы не случилось. Алиса тогда пыталась даже влезть в свои стоптанные туфли католички, хотя давно уже носила другую обувь. В пижаме, вцепившись руками в спинку кровати и стирая колени о паркет, она читала Salve Regina [35] , вознося молитву Деве Марии. В конце концов Алиса решила ехать в Рокамадур и молить Черную Мадонну об исцелении сына. Это она-то, доцент Лионского университета! Безумная затея. Четыре часа в дороге.
35
«Славься, Царица, Матерь милосердия…» (лат.) — начало молитвы Пресвятой Деве Марии.
Прежде чем звезды, солнце и планеты появились из черноты Вселенной, прежде чем было сказано: «Да будет свет», существовала она, первозданная материя, и ей, праматери всего сущего, поехала Алиса поклониться, ее хотела просить за сына. И вся эта туристическая суета была ей нипочем. Алиса одолела все двести шестнадцать ступеней, ведущих
Но Черная Мадонна казалась чужой и далекой, словно за много световых лет отсюда, в другой галактике. Глаза ее были закрыты. Вокруг — глубочайшее безмолвие. Прямая, гордая, увенчанная короной, она застыла на своем троне, недоступная и чуждая всему человеческому. Ее руки не обнимали, не ласкали младенца Иисуса. Он одиноко сидел на коленях у матери, и глаза его тоже были закрыты. И он был слишком горд и тоже чужд горестям человеческим. Или так Алисе казалось. Вот уже восемьсот сорок пять лет, прикинула она в уме, может и больше, никто же точно не знает, когда и где святой Амадур нашел эту скульптуру и сколько ей лет. Вот уже восемьсот сорок пять лет на этом самом месте Черная Мадонна слышит просьбы царей, епископов, генералов, палачей, алкоголиков, убийц, наркоманов, педофилов, а мир остается прежним. Алиса пристально всматривалась в эту фигурку, высота которой была всего семьдесят сантиметров. Руки Мадонны будто сливались с подлокотниками трона и достигали пола, и Алиса подумала, что своими субтильностью, худобой и отрешенностью фигура Черной Мадонны напоминает скульптуры Джакометти [36] . Может, поэтому Черная Мадонна вдруг перестала быть для нее пришельцем из другого мира. А в часовне она ощутила себя там, где встречаются люди, у которых одна общая мать.
36
Альберто Джакометти — швейцарский скульптор, живописец и график.
Когда Алиса возвращалась из церкви по рю-де-ла-Куроннери, она размышляла о том, поехал бы Франсуа с ней в Рокамадур, если бы она его позвала, поехал бы этот убежденный последователь французского рационализма посмотреть на чудодейственную Черною Мадонну? Наверное, посмеялся бы над Алисой. Но, с другой стороны, он восторгается Гюисмансом, так что — кто знает. Алисе не нравились ни Гюисманс, ни рационализм, да и Франсуа — далеко не всегда, поэтому она просто отмахнулась от этой мысли. Она прислушивалась к цоканью своих каблучков по старым плитам ухабистой мостовой, мысленно прощалась с Черной Мадонной и на душе у нее было спокойно. Она знала, что Жюльен поправится.
— Что желаете, мадам? Мадам? — услышала она голос сотрудника бюро.
— Вы организуете паломничества в Рокамадур? — спросила Алиса.
Сотрудник выпятил грудь, будто только и ждал момента, чтобы ей все об этом рассказать.
— Вы пришли как раз по адресу, мадам. Мы предлагаем паломнические поездки в Рокамадур на удобных автобусах с кондиционерами. У нас вы можете купить…
Алиса пробормотала, что ей нужно все это обдумать, и быстро покинула бюро.
На улице она снова увидела интересную личность, о существовании которой уже почти забыла. На сей раз личность сидела на тротуаре, отвернувшись лицом к стене, изгибом спины и лысой головой похожая на голого ребенка, который лишь недавно научился сидеть самостоятельно. На Алису вдруг накатили те же самые чувства, что и в часовне Нотр-Дам в Рокамадуре. Она достала из сумочки тюбик губной помады и поставила его возле одеяла.
До начала вечеринки оставался целый час, и Алиса продолжила прогулку. На безлюдной площади Сен-Жорж она закурила. Постояла, покуривая, напротив особняка куртизанки Терезы [37] , любуясь трубадурским стилем фасада. То ли Алиса слишком глубоко затягивалась, то ли она давно не курила, но у нее закружилась голова. Закружилась сильно, как на карусели. Алиса принялась шарить руками вокруг, ища опоры. Как слепой, потерявший палку, она напряженно щупала руками воздух, пока не наткнулась на железную ограду фонтана на площади, и, скользя ладонями по железным прутьям, опустилась на низкий каменный бордюр.
37
Hotel de la Paiva — особняк, построенный между 1856 и 1866 годами для куртизанки Терезы (Эстер) Лахман, известной также как Ла Паива.
Алиса натянула подол на колени, согнула и прижала колени к груди, размышляя: почему ей хочется увидеться с Франсуа? Почему она так часто о нем думает? У меня совсем другие взгляды на жизнь, литературу и вообще на все на свете, рассуждала она. Франсуа не верит в Деву Марию, религия для него — придуманный людьми способ преодоления страха смерти, мешающий им уничтожать друг друга. А любовь? Все сводится к тому, сказал он ей однажды, смеясь, что любовь мужчины к женщине — это благодарность за доставленное блаженство, а любовь женщины — это, так или иначе, способ заманить мужчину в ловушку и стать матерью. Что же еще он говорил? Что всякий гуманизм, будь то в эпоху Античности, Ренессанса, Просвещения или в наше время, есть не что иное, как набитая облезлыми перьями перина, скрывающая истинную сущность отношений между людьми, и это единственное предназначение гуманизма. При этом Франсуа так стучал по столу, что подскакивали бокалы и рюмки, и кричал: «Сюда ходили и Малларме, и Аполлинер, и Сартр! И ни у кого из них не хватило духу признать, что на самом деле означает этот пресловутый гуманизм. Сочувствие? Братство? Плевать на это!» Он был пьян. Алиса вспомнила, как много тогда Франсуа кричал, как много он тогда пил, и невольно воскликнула: «Да что ты знаешь!» Она оглянулась, не слышал ли кто-нибудь ненароком ее возглас. Но на площади никого не было. Бумажные стаканчики дружно и неспешно покачивались в стоячей воде фонтана. Они даже не вздрогнули. Алиса продолжила своей мысленный разговор. Послушай, вот ты терпеть не можешь Les Deux Magots, но почему-то всегда уступаешь моей ностальгии и приходишь в это кафе, так что в тебе есть сочувствие, хотя бы ко мне. Она улыбнулась тому, как искусно вывела Франсуа на чистую воду. Поджатые ноги болели, Алиса попробовала их вытянуть, стало только хуже, но она решила продолжить дискуссию и обратилась к Франсуа с очередным вопросом. Она его провоцировала. Что станет с человеком, если отнять у него представления о любви, душе, сочувствии? Что останется от человека, если он вдруг исчезнет, растает, как снеговик весной? Шляпа и морковка, — ответила она сама себе. Теперь колени разболелись невыносимо, и Алиса решила, что пойдет и сядет где-нибудь в другом месте.