Они были мелкие и золотокрылые
Шрифт:
– Что случилось, сын? – спросил он.
– Эжен Славский – скотина! – с трудом, словно его душат, выдохнул Артемий и сел на кровать. – Жрать хочу.
– Я сам недавно пришёл. Думал, пожарить синтомясо.
– Дрянь. Капусты бы тушёной, – скривился Артемий.
Эдуард моргнул и хмыкнул.
– И с каких это пор мы предпочитаем мясу – траву?
– Она настоящая, – фыркнул сын. – И потом, зачем-то же она растёт в теплице.
Действительно. Эдуард сам не вполне понимал, зачем нужны эти круглые зелёные головешки, от которых больше возни, чем толку. Но капуста – одна из немногих культур, которую относительно
Эдуард хлопнул в ладоши.
– Что ж, кто хочет капусту, тот пусть ею и занимается!
– Ладно. Давай своё мясо, – снова скривился сын.
Эдуард надел фартук и пошёл на кухню.
– Так что там с Эженом?
– Жлоб он паскудный. Прошу его помочь с пропуском на вторую полосу. Сам недавно был там и ещё будет! Что ему – трудно помочь? Можно же что-нибудь придумать. Но он даже пытаться не стал!
– Та-а-ак, – Эдуард едва не выронил широкие щипцы с зажатым в них синтомясом. – И что он делал на второй полосе? И что ты сам там забыл?
– Он к сестре ездил, – хмуро бросил Артемий.
– Ясно. На второй вопрос можешь не отвечать.
– Что ты понимаешь…
– О, да! Я ведь никогда не был молодым! – Эдуард сунул щипцы в пасть допотопной бот-плиты, установил на таймере время: десять минут. – Послушай, сын, он туда ездил по приглашению сестры. Близкой родственницы. Уверен, пробыл в гостях совсем недолго, от границы до её дома и обратно ехал в фургоне без окон, и её окна были зашторены всё время, что он там провёл. Ещё и блокиратор вкатили для подстраховки.
– Он мог бы хотя бы…
– Что? Провезти следующий раз тебя тайком? Взломать Систему Аколитус и подделать приглашение? Чтобы вас обоих вообще стёрли и на обочину вышвырнули? С Феодорой вместе. Она, к слову, тоже кому попало приглашения рассылать не может.
– Она могла бы хотя бы… Привет она мне передала, я счастлив просто!
– Артемий, послушай, – Эдуард сел на табурет и похлопал по седушке соседнего, – тебе надо выучиться. Сейчас это главное. Стать хорошим специалистом в своей области. Тогда однажды на вторую полосу ты придёшь с гордо поднятой головой, а не как вор.
– Ага! Лет через десять-пятнадцать! Когда она уже и думать обо мне забудет.
«Она и сейчас о тебе не думает», – едва не брякнул Эдуард, но вовремя сдержался. А раньше ведь никогда не сдерживался. И – кто его знает – может, правильно делал… Привет ему передали, дуралею! Глупый сын, похоже, принял обычную вежливость за особое внимание к своей персоне.
– Есть ещё один способ, который, возможно, ускорит процесс… – осторожно начал Эдуард. – И не вышвырнет тебя на свалку.
– И какой же?
– Вспомни, как сама Дора попала на вторую полосу?
– Вот только не надо мне снова совать инопланетную тварь! – Артемий вскочил, опрокинув табурет. – Хватит с меня твоей пакости. Ты ещё и материнское имя ему дал!..
– Ладно, ладно, я только предложил, – Эдуард примирительно выставил перед собой руки, за его спиной тренькнула бот-плита. – Мясо готово.
– Поем в теплице, – буркнул Артемий, потянувшись за тарелкой.
Дожевав синтомясо с соусом из сливо-редиса, Эдуард
И что этот балбес сейчас делает? Бьется головой о кадки с растениями? Или швыряет их в окна? Больше всего в эту минуту ему хотелось ворваться в теплицу и посмотреть, что в ней происходит. Но сын такого рвения точно не оценит. Психанёт. Заорёт, что ему не дают свободы. И уберётся в свою общагу. А ведь только-только учиться начал – и сын, и отец.
Эдуард заставил себя сесть на диван и просмотреть сообщения на слимфоне. Один новый заказ и куча дурнопахнущего спама. В прямом смысле – дурнопахнущего, рекламные сообщения ужасно воняли. В своё время Эдуард не пожалел денег и раскошелился на подобную услугу. От всей рекламы, на которую он самолично не подписался, несёт навозом. И открывать не нужно – сразу в корзину. И окружающим можно объяснить: очередной мега-дезодорант пиарят!
Письма Терезы всегда пахли морским бризом.
А Артемия – горьким огурцом.
И что же, всё-таки, балбес делает? Одним бы глазом взглянуть и успокоиться. Можно прокрасться к окну и посмотреть. Один раз. Просто убедиться, что с сыном всё в порядке. Глупость, конечно, феерическая, но что к хрюкорылам делать, если душа не на месте?
Не колеблясь больше, Эдуард сорвался с дивана и бросился к двери. И… с грохотом растянулся на полу, перецепившись через златокрыла.
Терезий тут же возник перед лицом, просверлил любопытным взглядом. Эдуард в ответ уставился в карий бархат глаз и со всей ясностью осознал, на какую дурь едва не пошёл. Шпионить за собственным сыном. Из-за угла. Подглядывая в окно. А если сын заметит? Позора не оберёшься! Ещё хуже сделал бы, чем если бы просто зашёл и спросил, всё ли в порядке.
Эдуард сел, потирая ушибленное колено. Златокрыл ткнулся мокрым носом в щёку и лизнул шершавым языком.
– Ты прав, дружок, – сказал Эдуард и погладил чешуйчатую шею. – Молодец, что остановил.
Златокрыл же упрямо заглядывал в глаза, пока Эдуард наконец не задержал взгляд и не утонул темно-карем глубоком бархате…
…Вернувшись в теплицу Артемий, и правда, в первую очередь кинулся к кадкам, где рядами росли внезапно округлившиеся кочаны капусты, а над ними возвышались лианы кивиграда. Эдуарду втулили его месяц назад при закупке осеннего кабакогриба по совершенно бестолковой акции: купи три кабака и получи один кивиград. Последний уныло торчал посреди маркета, опустив уши. Эдуард забрал его скорее из жалости. А ведь когда-то ещё и ржал над Терезой, жалеющей растения!
Что делать с полудохлой лианой Эдуард не знал, а потому просто поставил в угол за горькими огурцами и иногда поливал. Но сейчас кивиград ожил, разросся и даже зацвёл.
Артемий стоял и смотрел на голубоватые цветки, и тяжело дышал. Затем взял ведро для поливания – Тереза не доверяла бот-садовникам, и Эдуард по традиции и в меру сил делал всё сам. Артемий, похоже, тоже…
Он налил в ведро воду, намешал каких-то удобрений и полил кивиград. Оборвал с него сухие листья. Подвязал отросшие ветви. Задумчиво пожевал случайно отломанный ус, которым лиана цеплялась за всякое.