Опасная любовь командора
Шрифт:
— Не хочу. Лучше тут лягу, в задней комнате. Разбудите меня, если понадоблюсь.
— Брен просил на рынок полуденников сходить, — сказала Лира.
— Вот ты и сходи, пока Адель дежурит, — распорядилась Уна. — А я лягу спать. Нельзя сонной на рынок ходить — эти полуденники обязательно обвесят или обсчитают.
В словах Уны был свой резон. Лира вопросительно посмотрела на меня и получила одобрительный кивок. Тогда близняшки разошлись в разные стороны, одна направилась вглубь небольшой клиники, вторая пересчитала деньги в кожаном кошелёчке, подхватила корзинку и зонтик от солнца, помахала мне
— Только не задерживайся надолго, а то обгоришь! — крикнула напутствие ей в спину и огляделась в поисках того, чем бы заняться.
Но Уна все дела уже переделала: в шкафчике стояли протёртые от пыли флакончики с зельями, чемоданчик для вызовов на дом был заполнен под завязку, а в смотровой полы и стены сияли чистотой. Повеяло мятой, настойку которой мы использовали, чтобы бороться с неприятными запахами.
Я прошлась по всем помещениям — приёмная, смотровая, операционная, две отдельные палаты и одна общая. Пусто, тихо, чисто. Ни одного пациента.
Пару лет назад недалеко от нас открылась новомодная «абонементная» клиника. Брен поначалу смеялся над этим новшеством, однако с каждым месяцем поток пациентов в нашей клинике скудел, и вскоре стало не до смеха. Оказалось, что если предложить людям ежемесячно платить небольшую сумму, покрывающую все возможные риски по здоровью, то им это понравится. Брен утверждал, что никто не захочет «отдавать деньги просто так, когда не болеет», но ошибся.
Люди восприняли предложение несколько иначе — они шли в свою клинику с малейшей проблемой, и это позволяло излечивать их быстрее и эффективнее. В то время как до нас пациенты добирались, только если «само не прошло и стало совсем плохо». Разумеется, в таком случае лечение было куда менее приятным и обходилось в разы дороже. Что произошло дальше? За абонементной клиникой закрепилась слава места, где «исцеляют быстро и эффективно», и даже постоянные очереди в приёмный покой не отпугивали пациентов, а, напротив, убеждали, что именно туда все и обращаются. Эти же очереди служили своеобразной защитой от тех, кто готов идти к целителю с любым заусенцем.
Вскоре соседняя клиника перестала принимать пациентов без абонемента, и туда тянулись уже две очереди — за лечением и за получением вожделенного абонемента, а к нам шли только приезжие, нищие или жадные. В прошлом месяце конкуренты приходили с предложением выкупить наше помещение и открыть здесь стоматологический кабинет, но нам пришлось отказать. Оно давно было заложено, так что продать его мы уже не могли.
К счастью, Брену предложили должность гарнизонного целителя в одном из госпиталей у Разлома, вот только с уходом единственного хирурга мы потеряли и остатки пациентов.
Когда колокольчик возле двери зазвенел, сначала подумалось, что это лишь галлюцинация. Но вот хлопнула дверь, и я выбежала из общей палаты навстречу посетителю.
На меня смотрела полуденница с побелевшим от ужаса лицом, а на её руках спокойно сидела девочка лет двух.
Взгляд торопливо скользнул по маленькому тельцу — но ни следов крови, ни переломов, ни торчащих наружу предметов не обнаружил. Да и девочка молчала, как и её мать. Отчего-то это начало пугать настолько сильно, что я почувствовала, как сама бледнею. Этого ещё не
— Что у вас случилось? — кашлянув, спросила я, но оторопевшая мать так и смотрела на меня огромными, застывшими от страха глазами.
Я снова посмотрела на ребёнка — очевидно, что женщина так испугалась за своё дитя, которое принесла. Она в молчаливом ступоре замерла на пороге, а значит, столкнулась с чем-то, что не могла даже объяснить.
Я шагнула к девочке и мягко ей улыбнулась:
— Привет, красавица. Расскажешь мне, что с тобой произошло?
И только когда малышка попыталась ответить, до меня дошло, что именно я упустила из вида.
Личико маленькой девочки оказалось слегка перекошенным. Асимметрия не так сильно бросалась в глаза, пока она не двигалась, но стоило ей начать лепетать в ответ на мой вопрос, как стало понятно, что правая половина лица парализована.
— С утреца проснулись, а у неё улыбка перекошена да речь путаная какая-то, — запричитала мать, когда я осторожно взяла ребёнка на руки. Отмерла наконец, и слова из неё полились сплошным тревожным потоком: — Молоко как начала пить, так половину разлила. И на стол, и на себя, и на пол! Я вернулась — всё угваздано. Спросила, как она умудрилась, а она и говорить-то не может! Мямлит что-то непонятное, хотя ей уже почти три, ещё намедни балаболила внятно, а сегодня будто дракон какой сглазил!
Пока полуденница вспоминала всё новые и новые подробности и отвечала на мои вопросы, я провела диагностику. Поначалу подумала, что у девочки воспаление лицевого нерва — мало ли, продуло или подхватила инфекцию… Но ни температуры, ни других признаков болезни не обнаружилось. Зато выяснилось, что правая ручка практически не слушается, а правую ножку малышка подволакивает и толком не может на неё опираться.
Чем дольше я осматривала девочку, тем непонятнее становилось, что с ней не так. Если не брать во внимание правосторонний парез, она выглядела здоровой. Однако здоровые дети владеют обеими половинами тела одинаково!
Чувствуя, что мне отчаянно не хватает знаний и опыта, я просто напитала девочку силой и сказала матери:
— Мне необходимо проконсультироваться со старшим братом. Это не инфекция, не паразиты и не ушиб. Вам стоит подождать здесь. Скоро вернётся другая целительница, и она понаблюдает за вами, пока я схожу за помощью. Клинику покидать не стоит, состояние вашей дочери вызывает опасения, ей необходимо оставаться под присмотром.
Уголки губ женщины непроизвольно поползли вниз, а сама она приняла оборонительную позу:
— И почём будет такое лечение? Дайте какое-нибудь снадобье, да и дело с концом! Нету у нас денег по клиникам разлёживаться.
— Снадобье не поможет, потому что я пока не могу определить заболевание. Поймите, отказ руки и ноги — лишь симптомы, а не истинная причина. Скажите, она не ударялась последние дни головой? Не падала с качелей?
— Все дети падают! — огрызнулась мать, становясь всё более и более раздражённой.
— Да, это так, — миролюбиво ответила я. — И вы правильно сделали, что принесли малышку к нам. А сейчас успокойтесь, пожалуйста, и дождитесь моего возвращения. Я не буду брать с вас деньги за период ожидания.