Опасная обочина
Шрифт:
— Г-гад! С-сука! Жаль, не добил я тебя… Баранчук.
Эдуард с изумлением вглядывается в бородатое перекошенное лицо.
— Шабалин?! Это ты, Шабалин?
Зот щерит в оскале и сейчас еще белые ослепительные зубы, криво усмехается:
— Я… кто ж еще. Ничего, на том свете свидимся!
Этот голос знаком и Паше, она оборачивается, и дикий нечеловеческий вопль прорезает комнату.
— А-а-а! — рычит Шабалин и протягивает к ней грязные скрюченные руки
Она отшатывается.
— По-ли-на, — шепчет он побелевшими губами. — По-ли-на!
Следующим утром на своем «уазике» в жилгородок сто тридцать первой мехколонны прибывает Алексей Иванович Трубников. Его встречает Стародубцев, извещенный заранее по радио, и они с уважением пожимают друг другу руки.
— Как дела? Как здоровье? — спрашивает Трубников.
— Нормальный ход, — расправляет усы Стародубцев, он-то знает, зачем пожаловал секретарь райкома: будет награды вручать перед передислокацией.
— Пойдем, Виктор Васильевич, покажешь своего героя. Хочу с ним познакомиться.
— Так вы уже знаете? — удивляется Стародубцев.
— А чего тут странного? — смеется Трубников. — По дороге сообщили. Кто же, как не секретарь райкома, должен знать?
— Ну да, конечно, — соглашается Виктор Васильевич. — Мы перед вами, как на ладони…
Они идут к шестому вагончику.
— Кстати, как его зовут? — спрашивает Трубников.
— Баранчук. Эдуард Баранчук.
— Баранчук? — теперь уже удивляется секретарь. — Тогда у меня для него сюрприз.
— Знаем, — раздувает усы Стародубцев. — Медаль «За трудовую доблесть».
— Нет, не это.
— Неужто на орден переиграли?
— Да нет же, — смеется Трубников.
— А зря, — не унимается Стародубцев, — могли бы такому выдающемуся водителю и герою… И вообще. Что за сюрприз-то, Алексей Иваныч?
— Тут мне из Москвы позвонили и письмо передали для него. Начудил он там немного, да теперь уж все в порядке. Любопытный, видимо, парень…
— Сейчас увидите.
Они поднимаются на крыльцо, топают, сбивая снег с унтов, входят в дом, как и принято здесь, без стука.
— Мир дому сему, — снимает шапку Трубников. — Здравствуйте…
— Здравствуйте, — поднимается Баранчук.
Правая рука у Эдика на перевязи, и он неловко подает гостю левую.
— Извините…
— Ничего. Как самочувствие?
— Прекрасное, — усмехается Эдуард. — Хоть сейчас за баранку, да вот начальник не велит.
— Рановато, — бурчит Стародубцев, — еще накрутишься вволю. Ты познакомься, Эдуард. Это Алексей Иванович Трубников — наш секретарь райкома.
—
— Погоди-ка, погоди-ка, — вскидывает брови Алексей Иванович. — Я уже это словосочетание где-то слышал. Да и лицо мне твое знакомо, водитель.
— Не мудрено, — поправляет повязку Эдуард. — Второй раз знакомимся.
— Вот тебе на, — огорчается Трубников. — Совсем память плохая стала… Когда же это?
— А вы же меня сюда и привезли. Я вас еще за Стародубцева принял…
Стародубцев поправляет обвисший ус: ему лестно, что секретаря райкома приняли за него. А Трубников смеется, и морщинки бегут по его смуглому лицу.
— Хоть убей — не помню. Ты уж меня прости. Всегда кого-то подвозить приходится.
Трубников достает из кармана конверт:
— Ну что ж, Эдуард Никитович, к обеду будь в столовой — наградим, как говорится, по заслугам, при всем честном народе. А это тебе — добрая весточка. На словах же просили передать, что в Москве у тебя… все в порядке.
Эдуард бросает быстрый, встревоженный взгляд на секретаря.
— Да, да. Совершенно официально просили передать, что все в порядке. И привет от товарища Лаврушина. Подробности, вероятно, в письме.
Но Эдик не знает, кто такой Лаврушин, хотя фамилия чем-то кажется ему знакомой. Он убирает письмо в карман, поскольку хочет прочесть его один, без свидетелей.
— Да, кстати, — вспоминает Трубников, — куда девался корреспондент из Москвы? Смирницкий, кажется…
Стародубцев лукаво усмехается:
— Машину готовит. К передислокации.
— То есть? — удивляется Трубников.
— А он у меня теперь водителем работает, — небрежно сообщает Стародубцев. — Неплохой водитель, между прочим. Сказал: Север хочу понять…
Трубников задумчиво трет переносицу.
— А нашел он своего анонима?
Виктор Васильевич смотрит на водителя, обладающего инициалами Э. Б., и незаметно для Трубникова подмигивает:
— Нет, не нашел. С фонарем искал, да что проку. Тайга!
Попрощавшись, гости уходят. А Эдуард достает конверт и, морщась, — плечо все-таки болит — вскрывает его. Смотрит на подпись: полковник Лаврушин, Ну, конечно, полковник милиции Лаврушин, тот самый, с Петровки, 38…
«Дорогой Эдуард Никитович! Как видишь, мы тебя все-таки нашли, хотя можно было и бросить — бегай себе на здоровье, тем более что тебя никто не ловит… Хорошо еще, что я случайно узнал об этой истории и сопоставил „преступника“ с тем парнем, который так ловко раскрутил такси на мокром асфальте…»