Опасное молчание
Шрифт:
— Нет, но нас скоро примут, — убежденно сказал «Орлиный Клюв».
— Как же это вас примут, если вы в эти, как их, джунгли собрались бежать? — засмеялся один из рабочих.
— Мы бы не убежали, дядя, — вдруг жалобным голосом признался «Орлиный клюв». — Это все из-за нашего вожатого Кости. Знаете, ужас как он не любит тех, кто читает книги про путешествия и приключения. Поэтому Игоря и не выбрали.
— Куда не выбрали? — заинтересовался Киров.
— А в старосты класса не выбрали. Все были за него, а вожатый…
Я
— И совсем не за то меня не выбрали. Просто я правило по русскому не выучил и домашние задания не всегда выполняю. А вчера еще на школьный чердак мы полезли и на урок опоздали…
— А кто запретил нашей школьной библиотекарше нам с тобой книги про путешествия выдавать? Скажешь, не Костя?
— Мне запретил, а тебе дают, — уточнил я.
Улыбка тронула губы Кирова:
— А в какой это школе такой строгий вожатый?
— В нашей, в двухсотой, — угрюмо ответил «Орлиный Клюв».
Когда я вернулся из так неожиданно завершившегося «путешествия», запыленный, уставший и голодный, мама не осыпала меня упреками, не кричала, даже не заплакала, хотя она обычно плакала, когда я ее огорчал. Но, заглянув ей в глаза, я испугался, потому что мне показалось, будто моя мама как-то сразу постарела. Она смотрела на меня так, словно я безнадежно заболел и мне уже ничем нельзя помочь.
— Прости меня, мамочка, я больше не буду, — тихо попросил я. И хотя она мне ничего не ответила, я угадал, что она хотела мне верить.
Конечно, в школу мне и Ваське пришлось явиться с родителями. Но я тогда же искренне дал слово нашей учительнице Надежде Петровне, и Косте, и маме, что буду стараться хорошо учиться и никогда, никогда не буду обманывать.
В четвертый класс я перешел с отличными оценками, и когда у нас в школе был утренник, меня больше всего поразило знаете что? — вожатый Костя читал ребятам вслух отрывок из книги о том, как шел сквозь суровую, непроходимую тайгу знаменитый советский исследователь Уссурийского края Владимир Арсеньев, о его друге, удивительном следопыте и охотнике Дерсу Узала…
Когда Костя закончил, я подошел к нему и попросил, чтобы он дал мне эту книгу почитать. Вожатый как-то загадочно улыбнулся:
— Это книга твоя.
Я очень растерялся. У меня никогда не было такой книги, вожатый Костя ошибался.
— Возьми, — улыбался вожатый. — Это тебе подарок от Сергея Мироновича Кирова…
— Вот что у меня связано с этой книгой. Она со мной всегда в пути, — заключил геолог, когда они уже подходили к хатенке Гавришей.
Куда с топором против солнца!
Из-под ног геологов испуганно шарахнулись куры, а петух, на вид весьма плюгавенький, хлопнув крыльями, воинственно что-то прогорланил.
— Ах ты, нахал! — отогнал его Иосиф. Но петух был из упрямых. Зыркнул
— Опять они здесь свадьбу справляли, — досадливо поморщился Василь.
— Ну и паскуды! — так и ахнул Иосиф. — Ты погляди, что они с моим пальто сделали…
— Сам виноват. Надо вешать на гвоздь, а не кидать куда попало, — хмуро «посочувствовал» Василь. — Да ты пока не трогай, подсохнет, лучше счистится.
— Вот так, — несколько смущенно посмотрел на геологов Петро. — Хотите, располагайтесь тут в нашем незатейливом обиталище, а можно и в хате. Хозяева — люди на редкость славные, в этом доме нет предела гостеприимству.
— Что ж их никого не видно? — спросил высокий лысый геолог в хлопчатобумажной, повидавшей виды ковбойке.
— Урожай бывает не столько от росы, сколько от пота, — отозвался «Чехов». — Должно быть, еще в поле.
— Хозяйка наша доярка, она на ферме, — уточнил словоохотливый Иосиф. — А хозяину вчера удалили аппендикс. Очень, знаете, запустил. Пришлось в райцентр везти. Вообще-то, что такое аппендикс? Ерундовая операция! Во — богатырь, а чуть богу душу не отдал…
— Бывает, — согласился «Чехов», спокойным, неторопливым движением снимая рюкзак. — Я располагаюсь здесь. А вы, товарищи?
— Мне, холостому, что? — озорно и беспечно запрыгали веселые чертики в глазах Игоря Северова. — Могу хоть воду пить, хоть в бубны бить. На сене, так на сене! А вы, Флор Адамович, где предпочитаете?
— Что за вопрос? Кто же в такую духоту уснет в хате? — отозвался с виду крайне усталый геолог в ковбойке.
— Помыться можно возле колодца, — сказал Василь.
Северов и геолог в ковбойке, достав из рюкзаков полотенца и мыльницы, направились вслед за Василем к колодцу. «Чехова» удержало любопытство. Что это так поспешно записывает в толстую тетрадь этот светловолосый молодой человек? Не рассказ ли Северова?
Из сарая послышался стук молока о подойник. Через минуту-другую раздался детский голос:
— Бабцю, зачем бывают мухи?
— Богу так угодно.
— А мухи… и на бога садятся и гадют?
Трагический шепот:
— О, господи, прости и помилуй неразумное дитя… Сбегай, Михасю, к образам, попроси, чтоб Исус Христос простил тебя, не наказывал за такие речи…
— Не хо-чу-у…
— Матинко божа!
Молчание.
— Бабцю… почему корова черная, а молоко у нее белое?
— Ах ты, боже ж мой… Траву ест корова.
— А трава зеленая…
Петро с улыбкой быстро-быстро набрасывает и этот невольно подслушанный разговор.
— В писатели метите? — насмешливо, как показалось Иосифу, прищурился геолог в пенсне.
— Он уже писатель. Имеет свои печатные произведения, — преисполненный гордости за друга, сообщает Иосиф к открытому неудовольствию Петра.