Опасное молчание
Шрифт:
Охранник, который привел Скобелева из зоны лагеря в красный уголок, ушел. Молодые люди остались одни. Им не пришлось знакомиться, они знали друг друга по письмам.
— Комплиментов выдавать не умею, — волнуясь, проговорил Скобелев, крепко пожимая руку писателя. — Одним словом, спасибо. А вы такой молодой… Я думал, что вы будете постарше возрастом.
— Не огорчайтесь. С годами этот мой недостаток исчезнет бесследно, — улыбнулся Петро.
— Сказали точно, — улыбка тронула губы Леонида. — Мне только жаль
— Одно знаю: раз вы не виноваты, все будет в порядке, — оберегая от отчаяния, Петро положил Леониду на руку свою горячую ладонь. — Вот ведь удалось вас вырвать из того лагеря.
— О да, здесь другое дело. Зачеты — это мудро придумали. Теперь я хозяин своей судьбы. И, признаться, снова хочется жить. Вновь переживаю радость давно забытого товарищества…
Они проговорили около двух часов, не заметив, как промчалось время.
— Пурга будет, — предупредил писателя вошедший охранник. — А до города вам порядком идти.
Прощаясь, Леонид Скобелев еще раз напомнил Ковальчуку, чтобы тот непременно разыскал его давнишнего друга Федора Рубкина, конечно, если тот остался жив после этой страшной войны.
Вернувшись в гостиницу, Петро тут же «уткнулся» в страницы своей «Северной тетради», которую начал еще в Ленинграде.
Легко, свободно находя слова, он записывал только что рассказанную ему невыдуманную историю, приключившуюся с Леонидом Скобелевым, когда тот еще был мальчишкой и все его называли просто Ленькой.
Ветер гнал снежную пыль вдоль гранитной набережной Невы, крутил вихри снега на мосту, и казалось, будто дымятся седые от инея приземистые стены Петропавловской крепости.
Темнело. На Петроградской стороне, недалеко от Выборгского моста, у входа в булочную собралась толпа. Дворник в белом фартухе поверх полушубка старался оторвать от железной оконной решетки мальчонку лет девяти, а тот плакал, отбиваясь:
— Не пойду! Это не я!.. Не пойду!..
— Что с ним возиться? В милицию хулигана такого — и все тут! — кричала старушка в белом пуховом платке. — Только посмотрите, граждане, все как есть пуговицы на пальто у внучки моей оторвал!
Ее большеглазая внучка, должно быть первоклассница, в коротеньком коричневом пальто без единой пуговицы, всхлипывая, проговорила:
— С ним еще один был… Федька его зовут, он только убежал…
— А ты откуда знаешь, как его зовут? — удивилась бабушка.
— А этот мальчишка его так называл…
В это время, пробравшись сквозь толпу любопытных, к мальчонке подошел коренастый широкоплечий человек в пальто с черным каракулевым воротником и в такой же шапке. Дворник, узнав его, смущенно заулыбался, как бы извиняясь.
— Вот, хотел его к родителям свести, потому как пуговицы у детей отрывает и
— Неправда, — все еще крепко держась за решетку, проговорил сквозь слезы мальчик.
— Отдай пуговицы! — потребовала бабушка.
На улице вспыхнули электрические огни. Незнакомец увидел живые, умные, покрасневшие от слез глаза ребенка.
— У меня нет… они у Федьки…
— Так вот, голубчик мой, — не унималась старушка, — или ты к своему Федьке и скажи, чтобы он мне сейчас все до одной пуговицы принес! А то и сам принеси. Живу я вот в этом доме, — показала она на пятиэтажный дом с балконами, — квартира одиннадцать, на втором этаже. Запомнил?.. Одиннадцать.
— Запомнил, — хмуро ответил мальчик, не поднимая головы.
— Но смотри, если не принесешь…
— Принесет, — ответил за мальчика незнакомец и, обняв за плечи, добавил: — Ну, пойдем, друг.
— Знаю… В милицию?
— Ну, что ты! — и незнакомец так весело засмеялся, что, казалось, каждая морщинка смеялась на его лице. Мальчик не выдержал и, вытирая озябшей рукой слезы, сам улыбался.
Они зашагали по направлению к Народному дому: один — пожилой, другой — совсем еще маленький, юркий, в мохнатой заячьей шапке.
— Мироныч наш! — любовно проговорил дворник, провожая глазами удаляющихся.
— Кто, кто? — встревоженно спросила бабушка пострадавшей девочки.
— Мироныч. Ну, Сергей Мироныч!.. Да неужто Кирова не узнали?
Теперь уже все смотрели вслед уходящему человеку с мальчиком.
— Ах батюшки, срам какой! А я-то кричала! — растерянно произнесла старушка. — Что теперь он подумает про меня? Фу ты, проклятые пуговицы! Если бы я знала…
Молодой человек с книжками под мышкой, с аппетитом откусывая булку, шутливо посочувствовал:
— Да, бабушка, выходит, конфуз получился. Только не для вас, а для школы, в которой учится пуговицеотрыватель.
В это время Ленька, шагая рядом с незнакомцем, искоса посматривал на него и напряженно думал: «Где я его видел?» А тот начал его расспрашивать:
— Как же тебя звать-величать?
— Ленька Скобелев.
— И давно ты не учишься?
— Уже десять дней, — не сразу ответил Ленька.
— А дома об этом знают?
Ленька молчал.
— Да ты скажи, не бойся. Отец твой где работает?
— Папа геолог. Он в экспедиции. А мама… По правде сказать, она не знает, — чистосердечно признался Ленька.
— А в какой же школе ты учишься?
— Ну… в триста шестой.
Незнакомец достал из кармана записную книжку и гладком синем переплете, карандаш и начал что-то писать.
— Дядя, вы что записали? — насторожился Ленька.
— Потом узнаешь, — очень дружелюбно ответил незнакомец.
Ленька еще раз пристально взглянул на него, и опять лицо этого человека показалось ему очень знакомым.