Опасное задание. Конец атамана(Повести)
Шрифт:
Избасар приостановился. Это был второй костер за двое суток. Кто возле него?.. Неужели опять казаки?
Осторожно брел на огонь Джанименов, шатаясь от усталости, и, наткнувшись на сети, замер. Громыхнули подвешенные к веревкам каменные грузила.
«Рыбаки живут», — обрадовался Избасар. Он настолько обессилел, что какое-то время стоял, ухватившись за сети, и не мог сделать ни шага больше.
Костер уже совсем близко. Невдалеке от него темнеет землянка и вытащенные на сухое ловецкие лодки. У костра два подростка
И опять собака. Она насторожилась, сейчас с лаем кинется в темноту. Привстал и старик.
Чтобы предупредить лай собаки (кто знает, есть в землянке люди или нет), Избасар издали произнес:
— Амансызба, ата! Придержите пса.
Собака вскочила и заворчала.
— Мылтык, назад! — крикнул на нее старик и уже спокойнее добавил: — Аман, проходи, гостем будешь; не узнаю что-то по голосу.
Избасар подошел и сел у костра.
Старик окинул взглядом его забинтованную голову, мокрую одежду, достал деревянную кисе, наполнил ее из стоявшего у костра закопченного котелка чаем и протянул Избасару.
— Выпей, друг, чай согревает душу.
Избасар прильнул к пиале и опорожнил ее за один глоток.
— Э, неделю, однако, не пил, а? — покачал старик головой. — Откуда ты пришел?
— Шторм разбил мою лодку, на баржу забросил. Мне люди нужны. Там один человек наш сильно зашибся. Сам не дойдет. Позовите, ата, всех людей, которые есть тут. — И нетерпеливо ждал ответа. Даже затаил дыхание.
— Нету, друг, кроме нас, здесь людей. Видишь, шторм какой. Ушли домой ловцы. Там дальше, на берегу, поселок будет.
— А может, русские солдаты есть тут, если их попросить?
— Солдат тоже нет. В поселке они, — старик внимательно оглядел Избасара еще раз.
— Поселок-то далеко?
— Для молодых ног не далеко, а для таких старых, как я, далеко будет.
«Значит, здесь только старики эти двое», — Избасар окинул взглядом сидевших у костра подростков и будто провалился в яму. Тепло костра многопудовой тяжестью придавило веки, голову, плечи.
— Гляди, ата, спит! — воскликнул изумленно один из подростков.
Избасар с трудом открыл глаза.
— Пойди с сынами, они принесут человека, — поднялся старик. — Как звать-то тебя?
— Избасар я, ловец, сын Джанимена из Ракуш.
— Из Ракуш? — старик порылся в памяти и отрицательно качнул головой. — Нет, не знаю Джанимена. Живой он?
— Море взяло.
— Ой-бой! Давно?
— Я родился в тот год.
— Давно тогда, потому и не помню.
Старик придвинулся ближе. Перед Избасаром изрезанное глубокими морщинами лицо, живые, упрятанные за припухлыми веками глаза, поблескивающие в отсветах костра, и наполовину седая, наполовину пегая бородка, в которой можно сосчитать все волоски до одного.
— Много ловцов море взяло, — вздохнул сокрушенно старик… — И еще возьмет сколько!
— А
— Я Омартай буду. Это мои сыновья. Одного, вот этого, Акбала назвал, этого Жузбай, — показал старик поочередно на сыновей, — оба вместе в один день родились. Вот как сумел сделать Омартай, — горделиво выпятил он тощую грудь и поднялся. — На баржу, говоришь, наскочила твоя лодка?
— Воды бы взять; те, которые на лодке, тоже не пили давно. А шторм все переболтал.
— Верно, теперь долго вода у берега будет соленой, — старик односложно приказал: — Жузбай, захвати котелок.
Тот сунул в карман пиалу и взял котелок с чаем.
— Где промышляли, что на разбитую баржу вас бросило? — поинтересовался Омартай.
— Из Ракушей мы шли. Далеко в море забрались, а тут шторм. Мачту у нас срезало, потом сюда пригнало.
— Из Ракушей пригнало? — старик даже отшатнулся от Избасара, но спохватился и закивал головой. — Это, сынок, бывает, меня как-то еще дальше утащило, — и он протянул Джанименову на лепешке кусок рыбы.
Избасар проглотил рыбу и всего на миг закрыл глаза.
— Забыл, куда идти надо?
Избасар стоял, шатался и спал.
— Мы дорогу к барже знаем. Ты ложись у костра, спи, — тронул его за рукав Омартай.
«У Ахтана оружие, — мелькнула мысль, — услышит, что идут чужие. Как бы все не получилось худо».
Избасар открыл глаза и пошел. Акбала и Жузбай за ним. Старик заспешил к землянке.
Избасар шагал и думал лишь о том, как бы не уснуть. Шагал и боролся со сном, гнал его прочь и все-таки засыпал. Но сразу просыпался и тут же проваливался в какие-то ямы, пока нога не находила себе опору, у него сладостно щемило сердце.
И все, что произошло после: щелчок винтовочного затвора, его же собственный возглас: «Не надо, Ахтан, это я». Вопрос Кожгали: принес ли он воду, а то Яну совсем худо, носилки из весел и сетей, обратный путь до землянки, тусклый фонарь, склонившийся над Мазо с кисой айрана Омартай — все это превратилось для Избасара в несравнимую ни с чем, мучительную борьбу со сном.
Даже когда мощные храпы Кожгали и Ахтана перемешались с его храпом, Избасар все еще боялся уснуть, хотя уже и спал, стонал во сне.
А Омартай достал с полочки пучок высушенной добела травы, отделил небольшую ее часть, положил в глиняный горшок, плеснул туда воды, поставил горшок на огонь и принялся разбинтовывать Яна.
— Покажи, сынок, где зашиб, чего зашиб? — спрашивал он, не забывая при этом ворчать на сыновей: один не так придержал больного, другой неправильно снимал ложкой накипь с лекарства.
На самом же деле старика мучили сомнения: выпытывал про солдат Избасар или хотел увидеть их? Зачем появился здесь сын Джанимена? Кто он? Говорит, из Ракуш!.. Дураков нашел, — усмехался Омартай. — Ветер идет на Ракуши, а его из Ракуш пригнало.