Опасное задание. Конец атамана(Повести)
Шрифт:
— Лежи, лежи! — уклонился от ответа Избасар Джанименов.
Полоска между прикрытых век Мазо, как два лезвия ножей. Прежде не глядел на него так недоверчиво и настороженно этот казах, что бы это могло означать?
— Я сейчас опять видел себя белым гадом во сне… Это нас троих партия к Юденичу в тыл посылала. Долго мы там у смерти в лапах ходили. Вот во сне и вижу то время, хоть пропади, — тихо сказал Ян.
— Не говорил ты раньше об этом.
— Не приходилось. Сейчас говорю потому, что помру скоро, чую. Ты, Базар, вынь у меня из кармана партейный документ, отдашь Кирову, в
— Нету у тебя документа, Ян. В Астрахани тогда взяли его, сказали, — вернемся, отдадут.
— А я тебе документа не отдам, гадина. Ты мне ответишь, только отвернись, матрос, отвернись. Я тебя ругать буду, надо; и бить буду, только легонько, — Мазо дернулся, уронил голову и вдруг хрипло запел: «Вставай, проклятьем заклейменный», — в горле у него что-то булькало. Потом он начал петь «Боже, царя храни», но спутался и затих. Только руки его продолжали царапать грудь там, где должен был находиться заветный тайный документ, да незаметно то смыкались, то размыкались веки. Избасар с Омартаем переглянулись.
Когда они вышли из землянки, старик Омартай виновато сказал:
— Ты, сынок, забудь, чего я кричал. С годами волос белее, а язык, однако, длиннее бывает, а? — И он тронул Избасара рукой.
— Я забыл уже, ата.
— Вот и хорошо. А твой друг скоро на ноги станет. Я хорошее лекарство ему сварил, ох, хорошее.
Рыбница идет в Ракуши
Позже вернулся Жузбай, с ним двое. Один казах, один русский.
Все такие же лохматые тучи. Кажется, что они возвращаются и опять бегут со стороны моря. Одни и те же. Иначе откуда браться такому их несметному числу. И все так же долго и зло грызут берег тяжелые волны. И берег выгибается, стонет. Он похож на рваное кружево. Не может успокоиться Каспий, до основания расшатал его шторм. И все же к вечеру волны сделались чуть глаже. А к началу сумерек просторная причалка, очень схожая с рыбницей, с трудом выбралась из бухты, проскользнула мимо камней и заторопилась навстречу наполненной сыростью дали.
С берега причалке махали Жузбай и Акбала.
На ее корме находился Омартай. Так было решено вчера теми, кого привел Жузбай из поселка и чьему решению подчинился беспрекословно Омартай. Впрочем, он сам заявил:
— Пойти надо мне с красными аскерами. Одни они пропадут. Поймают их белые, спросят, кто такие? Скажут, ловцы, а таких ловцов никто не знает. Тогда их поставят к стенке, вот и все!
— Но вас тоже могут поставить, аксакал.
Старик, прищурившись, посмотрел на Ахтана и отрицательно покачал головой.
— Ты не знаешь Омартая.
— А все-таки?
— Я буду забурунский купец. Пойду от бая Аблая в Ракуши муку закупать. Как тот раз, — повернулся он к сидевшему рядом с Избасаром молодому русскому парню с веселыми, озорными глазами. — Помнишь, Иван, как тогда ходил?
Иван улыбнулся. Блеснули белые ровные зубы.
— На том и порешим, — сказал он и будто припечатал сказанное, хлопнув по колену широкой ладонью.
— Два раза я так ходил в Ракуши, — счел нужным пояснить Ахтану Омартай.
— Зачем
— Надо было, — коротко ответил ему старик.
Сейчас он вел рыбницу. На сетях лежал Мазо, около него дежурил Кожгали. Мазо сначала хотели оставить на попечение Жузбая и Акбалы в землянке, но передумали. В землянку могли заглянуть улагаевцы. И потом обратный путь в Астрахань. Кто знает, как он сложится? А Мазо опытный моряк, к тому времени он будет на ногах. Омартай продолжал лечить его своими лекарствами.
В версте от берега валы преуменьшились еще, но усилился ветер. Парус ловил тугие струи, выгибался горбом и гнал рыбницу в гущу сумерек. Они уже накрыли землянку. Теперь вокруг лодки остались только плотные, манящие ступить ногой волны. И еще остались тучи.
Так прошла ночь. Перед утром потеплело, со стороны моря пришел туман.
— Хорошо, совсем хорошо, — потирал довольно руки Омартай.
Избасар перебрался на нос, лег там и ловил малейшие шорохи впереди. Туман густел. Позже, когда солнце разорвало его на клочья и погнало вверх, рыбница уже стояла у длинной песчаной косы. Там, шлепая босыми ногами по мелководью, ловцы грузили рыбацкой снастью, мешками, бочками с пресной водой причалки, рыбницы, лодки. Они торопились на промысел. Много раз наблюдал Избасар эти сборы, привык к ним так, что перестал замечать. А сейчас снова знакомая с детства отмель бухты, прилепившиеся к берегу домики и распахнувшийся простор Каспия ударили в самое сердце, всколыхнули прошлое.
За тем вон бугром, похожим на сытый верблюжий горб, если идти весь день, ночь и половину дня еще по берегу, затем круто повернуть от моря — набредешь на ракушенский поселок. На краю единственной ее улицы стоит саманный домик. В нем жил когда-то с матерью Избасар, а напротив в доме побольше…
Избасар гонит прочь мысль о девушке, жившей напротив. Ее продали за калым жирному кабану Ибраю.
— Поешь, Избаке, — Омартай протягивает лепешку, на ней кусок жареной рыбы.
Избасар видит такие же куски в руках у остальных и виновато улыбается.
Ахтан проглотил свою порцию, вытер ладонью рот и сказал:
— Вчерашняя рыба, которую зовут баран, вкуснее была.
Все рассмеялись.
Подбодренный смехом Ахтан добавил:
— Жузбай и Акбала, поди, «баранью рыбу» сейчас едят.
Омартай нахмурился.
— Ничего, ата, все будет хорошо, — тихо сказал ему Избасар. Он понял, о чем подумал старик.
— А если тот офицер явится на берег к Жузбаю и увидит: вас нет дома, рыбницы тоже. Как тогда? — спросил Кожгали Омартая.
Возле глаз старика собрались хитроватые лучики.
— Жузбай вчера сам прибежал к офицеру и объявил, что нас нету, — сказал он.
— Я от души спрашиваю — обиделся Кожгали.
— Правду говорю. Какой толк, что мир обширен, когда сапоги жмут, — с той же лукавой усмешкой взглянул на него Омартай. — Утонул старик Омартай. А рыбницу нашу море на камни выбросило. Офицер считать рыбницы умеет, а больше в них ничего не знает. Жузбай его к вашей лодке приведет. Жузбай умеет колотить себя в грудь, если надо, и реветь. Даже слезы у него бежать будут. Это Избасар придумал, — закончил старик.