Опасность в бриллиантах
Шрифт:
Она сумела выдавить жалкую улыбку, но глаза ее затуманились еще сильнее. Она вытерла слезы ладонью и легонько, игриво ткнула его в бок.
— Если бы вы так считали, то получили бы меня несколько недель назад и давно забыли бы мое имя.
Он забыл много имен, но это не забудет никогда, тут Каслфорд не сомневался. Он поймал ее руку, переплел пальцы.
— А как об этом узнал Бексбридж?
— Я ему рассказала.
— Правда? Вот умница какая. Той скотине небось даже в голову не приходило, что гувернантка окажется такой
— Я решила, что он должен знать, что сделал его сын. Я же понятия не имела, что такое случалось и раньше. Он прочитал мне ту жестокую, оскорбительную нотацию. Да, вспоминая все это потом, я поняла, что на самом деле он не вкладывал в свои слова истинного пыла, и подумала, что, вероятно, ему уже не раз приходилось делать девушкам такие выговоры и это давно приводит его в уныние.
Каслфорд поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Рассказав, вы его шантажировали, чтобы он оказал вам материальную поддержку?
— Ничего подобного. Он сказал, что должен меня выгнать, но все-таки он отошлет меня к одной женщине на север, и я смогу у нее жить. Я должна буду оставаться там, тогда он обеспечит мне денежное содержание. Как он заявил, он не желает, чтобы я, грешная Иезавель, имела возможность и дальше развращать его сына. И он не желает, чтобы я возвращалась обратно в свое родное графство или в Лондон и там распространяла сплетни. — Дафна вздохнула и пожата плечами, — Шантажировала я его потом.
Каслфорд невольно рассмеялся.
— Почему-то мне кажется, что на это стоило посмотреть!
— Ну, я же стала старше, так? И все-таки стала намного мудрее. Я долго размышляла над тем, что сделал Латам со мной, а как раз перед моим, отъездом была еще эта совсем юная девушка-судомойка. Я закипала два года и, в конце концов, закипела.
— Должно быть, Бексбриджа потрясло превращение мисс Эйвонли в грозную миссис Джойс.
— Он почти ничего не говорил. Это я сказала ему, что не собираюсь жить у Маргарет вечно, а намерена вернуться в свое графство. И тогда он предложил мне поселиться на той земле в Миддлсексе. Сказал, если я буду жить там, не высовываться, не пытаться вступить в контакт с его сыном и не распускать сплетни о случившемся, со временем он придумает, как закрепить за мной этот участок навсегда.
— И на этот раз никакого денежного содержания?
— Поначалу было. Но когда я основала «Редкие цветы», то сама от него отказалась. Для меня это были грязные деньги. — Дафна посмотрела на их сцепленные руки. — Ну вот, теперь вы все знаете.
Ее улыбающиеся губы дрожали. Казалось, что после того, как она все рассказала, мужество покинуло ее. Глаза снова налились слезами, лицо сделалось нежным, юным и беспомощным.
— Я никогда никому этого не рассказывала. Оказывается, это проще, чем я думала.
Несмотря на всю свою гордость, она была такой ранимой, а еще — такой очаровательно прелестной в серебристых ранних сумерках.
В ее истории оставались дыры, и у Каслфорда
— То, что вы поделились со мной, Дафна, для меня большая честь. — Он встал и помог подняться ей. — Я и раньше жалел о том, что не рассказал всем про тот случай с Маргарет. А теперь, зная, что это позволило ему терзать вас и других… никогда себе не прошу.
Дафна шагнула к нему и заглянула в глаза.
— Он очень умен. Он устраивает так, что порядочные люди винят за его грехи себя. Вы же не могли знать, что подобная безнравственность вошла у него в привычку.
— Тогда этого не знал, но в любом случае мне было известно о нем больше, чем другим.
Вне всякого сомнения, то было самым трусливым решением за всю его жизнь, это он понял уже давно. Но правда, рассказанная о Латаме, непременно привела бы к дуэли, другим путем они бы ничего решить не смогли.
И несмотря на все свое отвращение, Каслфорд не хотел убивать человека, долго бывшего его ближайшим другом, человека, который — если отбросить отдельные отличия — все же во многом походил на него самого. И все же это следовало сделать или сразу, или после трагедии с Мари.
— Я не хочу, чтобы вы винили кого-либо, кроме него, — сказала Дафна. — Пожалуйста, не заставляйте меня пожалеть о том, что я вам доверилась.
Каслфорд притворился, что принимает это отпущение собственных грехов. Он поцеловал ее в губы, потом в щеки, все еще соленые от уже высохших слез, взял Дафну за руку.
и они пошли в гостиницу.
Комнаты им уже приготовили. Хозяин поспешил заверить его светлость, что и горячая вода тоже есть.
Каслфорд вместе с Дафной направился к лестнице.
— Думаю, соблазнить вас сегодня ночью будет в некотором роде непорядочно, — сказал он.
— В некотором роде?
— Я бы объяснил лучше, если бы мог. Но я не хочу, чтобы вы поняли меня неправильно, не хочу, чтобы вы решили, будто все, рассказанное вами сегодня, что-то изменило, за исключением, пожалуй, части, касающейся соблазнения.
— Я бы сказала, что это довольно значительная часть.
Каслфорд терпеть не мог объяснять вещи, для которых не существовало приличных слов.
— Дело не в том, что я вас больше не хочу. Просто я не хочу делать ничего против вашего решения.
Дафна нахмурилась.
— Прекрасно, Каслфорд. Я наконец-то позволила вам поймать меня, и именно сегодня вы решили перестать быть безнравственным. Не знаю, почему все утверждают, будто только женщины капризные существа.
Проклятие! Просто чертовщина какая-то начинается, когда пытаешься отстоять свое право вести себя порядочно, при том, что тело и сознание требуют совершенно другого!