Опекая зло
Шрифт:
– Вы сказали "мы"?
– уточнил я.
– Да. Изавель Крафт, я и другие лилим.
Я едва верил услышанному. Недоверие так отчётливо читалось на моём лице, что вынудило несчастную Роуз Лилиан на ещё один решительный шаг.
– Вы до сих пор мне не верите?
– спросила она.
– Тогда смотрите!
Она встала с лавки, повернулась ко мне спиною и приспустила с плеч тёмную шаль, открывая прекрасные, сияющие в лунном свете мраморной белизной лопатки. Я присмотрелся к ним лучше и заметил два тонких надреза, по всей вероятности, сделанные доктором Корнвиком, из которых пробивалось что-то пушистое.
– Коснитесь их рукой, - разрешила Роуз.
– Что это?
– изумился я, проводя пальцами по чему-то мягкому, словно лебяжий пух, и жадно вслушиваясь в её возбуждённое, глубокое дыхание.
–
Моя рука задрожала, но Роуз уже скрыла чёрную поросль за тонкими кружевами.
– В тот день, на который я назначила вам встречу, у меня поднялся сильный жар. Первые пёрышки вот-вот должны были пробиться сквозь кожу, но никак не могли прорезаться. Доктор помог мне. Через это проходит каждый лилим. О, тогда я ещё и не представляла, что моя болезнь - не болезнь вовсе. Я узнала обо всём позже.
– Почему же вы оказались здесь, в лечебнице для сумасшедших?
– Мне говорят, что из-за моего болезненного состояния... Но, думаю, главным образом из-за того, что матушка и Изавель решили спрятать меня здесь от вашей настойчивости. Как видите, они не преуспели. Это не совсем лечебница. И здесь нет сумасшедших, только лилим. Изавель посвятил всю свою жизнь тому, чтобы отыскать как можно больше таких, как мы, которых люди часто принимали за душевнобольных или одержимых бесами, и привезти их сюда. Не все лилим знают о себе столько, сколько теперь знаю о себе я. Именно здесь им объясняют, кто они такие, а общаясь с подобными, они не чувствуют себя изгоями. Только представьте, как это важно!
– я молча кивнул ей в ответ, в знак понимания и поддержки.
– Изавель - необыкновенный!
– воодушевлённо продолжала она.
– Он так много сделал для всех нас, и я чувствую, что многим ему обязана, - страдания исказили моё лицо.
– Но я люблю его как брата, и до того, как повстречала вас, я мыслила свою жизнь только помогая ему в его благородном деле. Я и сейчас не отказываюсь от своих намерений. Где бы я ни повстречала лилим, я готова протянуть им дружественную руку. Ведь никто не знает, сколько моих братьев и сестёр блуждают, отвергнутые, по Земле! Сердце подсказывает мне, что нас много, очень много...
– ...и имя нам - Легион.
– Холодный металлический голос Изавеля Крафта разрезал ночную тишину.
Он стоял перед беседкой и просто смотрел на нас, будто любовался со стороны. Сорвав с куста белую розу - именно белую!
– даже при очень скудном освещении, исходящем от одиноких уличных фонарей, я не мог ошибиться, так как она походила на бледное пятно, задержавшееся на кусте неизвестно каким образом, он приблизился к Роуз. В отражённом от оконных стёкол свете я собственными глазами узрел, как она почернела в его руке, как её белоснежные лепестки сделались цвета древесного угля прежде, чем он вручил её девушке.
Загадка чёрных цветов была решена неожиданным образом, но я не почувствовал никакого душевного облегчения. Оказывается, мистер Крафт не питал к розам такого уж большого отвращения, или у него появилась очень веская причина изменить свои вкусы. И я догадывался, какая именно.
– Моя сестра рассказала вам о нас довольно много, мистер Майлз, - обратился он ко мне.
– Разве что умолчала об одной существенной детали...
Лицо Роуз побледнело. Она молчала.
– Кое о чём, мистер Майлз, что сводит на нет все ваши усилия, - мистер Крафт умышленно смаковал слова, медленно переворачивая их языком во рту, чтобы испытать моё терпение. Но, впрочем, мне могло и показаться.
– Дочерям Лилит завещано презирать сынов Адама и не связывать себя с ними узами брака. Мои сёстры хранят этот завет свято.
– Всего лишь старый завет, - раздался тихий голос Роуз.
– Мать не лишит меня своей любви за то же, за что Господь лишил её Своей милости - за право выбирать. Я привязана к тебе, Изавель, как сестра может быть привязана к брату. Но к мистеру Майлзу я испытываю нечто большее, чем родственные чувства. Огонь любви горит во мне так же, как горел в нашей матери Лилит, когда она решила бежать из Эдемского сада с нашим отцом.
– Это твоё окончательное решение, Роуз?
– холодно осведомился Изавель Крафт, стойко выдерживая её страстный и упрямый взгляд.
– Да, - без колебаний ответила ему мисс Оук, и её ответ стал
– Какая жалость, - безразличным голосом произнёс мистер Крафт.
– Ошибки молодости - кто их не совершает? Но вот от этой, я, пожалуй, тебя уберегу.
Изавель Крафт повернулся ко мне лицом.
Он был поистине страшен! Демонически страшен! Его глаза затуманились клубящимся серым дымом, а за спиною в небо взметнулись огромные чёрные крылья! Роуз ахнула, отпрянув в сторону. Нервно вертя в пальцах подаренную бывшим женихом чёрную розу, она не сводила с неё своих прекрасных глаз.
– Мистер Майлз, признаюсь честно, мне доставило немало удовольствия наблюдать за вами. Вы приложили столько усилий, чтобы понять, что происходит под самым вашим носом, и вот теперь вам всё известно. Мне будет жаль убивать вас. Но вы, надеюсь, понимаете, что всё услышанное вами сегодня не должно выйти за эти стены. Живой, вы представляете для нас особенную угрозу.
– Человек представляет угрозу для демонов? Это ново...
– затягивая разговор, я заслонил неподвижную Роуз своей спиной.
– Гораздо большую, чем демоны для людей, гораздо большую! По большому счёту, именно человеческий род - корень зла на Земле, а не жизнелюбивые лилим. Люди питают друг к другу такую ненависть и вместе с тем такое безразличие, какому мог бы позавидовать мой отец Самаэль, каждый месяц оплакивающий своих мертворождённых детей. Рабы Божьи, которым внушили, что они свободны! Ваши преступления друг против друга ужасают. Даже демоны сторонятся вас!
– Чего же вы добиваетесь, лилим? Стереть человеческую нечисть с лица Земли и занять наше место под вечным солнцем? Чего вы хотите? Истребить человечество?
– Ну что вы, мистер Майлз. Вы только взгляните на бедную, напуганную Роуз! Она не способна причинить вред ничему живому. Люди преуспеют в этом гораздо больше. Они сами однажды истребят свой род, и мы не будем иметь к этому никакого отношения. Сыны и дочери Адама нетерпимы друг к другу. Разве история о Каине и Авеле вас ничему не научила? Илоты, эгоистично борющиеся за внимание своего Господина. Вы вызываете во мне жалость, так как не знаете ничего, кроме рабства, и всю свою жизнь покорно признаёте себя рабами государства, общества, денег, бесконечных прихотей, собственных заблуждений, и, в конце концов, воспринимаете своё незавидное положение как благодать. Разве не безумство, передавать право управлять своей судьбой кому-то другому? Богу, которого вы никогда не видели? И разве не в этом же безумном исступлении вы распяли мудрейшего из вас на кресте, лицемерно выдавая своё желание убить истину за его желание умереть за ваши грехи? И снова-таки, из всех прекрасных мгновений, прожитых на земле вашим Спасителем, зная о всех чудесах доброты и милосердия, которые он совершил ради людей, вы постоянно выбираете и демонстрируете на каждом шагу, в каждом доме, построенном для него без его на то благословения, лишь последние минуты его страданий и покорности безобразной смерти. И знаете почему, мистер Майлз? Потому, что именно они как нельзя более подходят идеям страха, угнетающим ваши души! Вы никогда не променяете своё скотское клеймо на свободу духа, на свободу выбора. Вместо того вы пытаетесь присвоить и поработить всё, с чем только сталкиваетесь. Можете ли вы, мистер Адам Майлз, назвать имя хоть одного человека, замученного демонами? Нет? В отличие от вас я могу назвать сотни, тысячи имён тех, кого истязали и зверски убили в тайных казематах, сожгли на кострах инквизиции и отлучили от жестокой религии их же соплеменники, позволив добропорядочному обществу осуществить над ними расправу. О, вольнодумцы, осмелившиеся оспорить свой рабский статус и наказанные именем Бога! Я скорблю о них так же, как и тысячи моих братьев и сестёр!
– выговорил он.
– А кто есть чернокнижники, если не человеки, взывающие к имени нашего отца Самаэля, а между тем, набрасывающие аркан на его детей и заставляющие их служить им?