Опекун для юной девы

Борисова Алина Александровна

— Просто скажи, что конкретно ты хочешь. Как лично ты хотела бы провести этот день?

— Я бы хотела погулять по городу. Одна. Это возможно?

— Нежелательно, — он снова вздохнул. — Но… раз уж меня в твоей жизни так чудовищно много… давай попробуем.

— Спасибо, — она не выдержала, обняла его. Конечно, это было неправильно, он опять решит, что… Но ссориться с ним было так больно, так физически неприятно, что хотелось растворить этот горький осадок в тепле его рук, в прикосновении к его большому сильному телу.

— Ребенок, —

он, конечно же, обнял в ответ. Целовать не стал, ничего не стал, просто подержал ее чуть-чуть у самого сердца. Отпустил. — Ты только послушай меня сейчас. Очень внимательно. Мне важно, чтоб ты меня услышала. Хорошо?

Она послушно кивнула, присаживаясь за стол.

— Это касается не только сегодняшней твоей прогулки, но и вообще… Всего времени твоего пребывания… всей твоей жизни теперь.

— Да?

— Тебе придется забыть о твоей стране. Твоем городе, твоем доме. Обо всем мире по ту сторону гор.

— Да, я поняла, что я уже не вернусь.

— Не только. Ты никогда и никому не должна рассказывать. Ничего о той жизни. Не просто «никаких подробностей», но и вообще о том, что она была. Ты родилась и выросла здесь. В небольшом городке… Потом, если хочешь, выберем по карте… Никто не должен знать, Аня, пойми. От этого зависит… да все, включая твою возможность посещать школу. Все, что касается мира за горами — это государственная тайна, и за ее раскрытие здесь по головке не гладят.

— Х-хорошо, я, в общем, и не собиралась…

— Вот и умница. Дальше. Я, разумеется, не могу предусмотреть всего…

Аня фыркнула. Да и не требуется, предусмотрительный ты мой, разберемся.

— Но если что-то тебя напугает, пообещай: ты побежишь не от меня, а ко мне — разбираться, выяснять, спрашивать. Помнишь, что я вчера тебе говорил: одни и те же слова, одни и те же понятия у нас и у вас могут означать совсем разные вещи. Не вздумай встревать в споры, даже если не согласна. Просто покивай и отойди…

— Аршез, — она все же не выдержала, — я просто иду гулять по городу. С кем мне спорить? Кому что рассказывать? У меня нет привычки приставать с разговорами к незнакомцам, правда. А знакомых у меня тут нет. Успокойся, ладно? «Дети» моего возраста считаются у людей достаточно взрослыми для подобных прогулок.

Он лишь кивнул, соглашаясь. Да, конечно. Конечно.

Отпустил. Но если дома ему еще удавалось сконцентрироваться (работа с деревом всегда дарила ему спокойствие и сосредоточенность), то в институте… Он так и просидел все совещание с телефонной трубкой в руке, то и дело набирая свой домашней номер. И так и не дождался, чтобы на его звонки хоть кто-то ответил. Она что, не пришла обедать? Или… совсем не пришла? Заблудилась? Чего-то наслушалась и боится к нему вернуться? Или ее обидели?

— Что-то не так, Великий?

— Нет, все в порядке. На чем мы остановились? — он вдруг понял, что не слышал ни слова.

— Тестирование опытного

образца, светлейший Аршезаридор, — охотно напомнили ему. — Мы могли бы назначить уже на завтра, если вам будет удобно. На заводе все готово, нас ждут.

— А, да, конечно. В десять, вы говорили?

— Нет, лучше… В десять было бы замечательно, Великий.

— Так и договоримся. Если я вам больше не нужен, я вас покину, — он решительно вышел, не дав им опомниться. Что толку торчать на совещании, если он все равно не может сосредоточиться? Демонстрировать людям свою рассеянность не стоило. Как представитель высшей расы, он должен быть неизменно на высоте. Другое дело, что в списке его «очень важных дел» могут быть и другие пункты, кроме помощи людям в развитии металлургии. Вот по другим важным делам он и удалился.

Чтобы нервно ждать ее дома (нет, обедать она так и не приходила), то и дело прислушиваясь к собственным ощущениям. Ее аура, прочно связанная с его, сигналов беды или тревоги не посылала. Значит, все хорошо, иначе он бы почувствовал. Вот только беспокойство не отпускало.

Она явилась, когда и для ужина, на его взгляд, было уже поздновато. Ввалилась, веселая, раскрасневшаяся, переполненная эмоциями и впечатлениями.

— Ар, вот ты мне скажи, — потребовала практически с порога, — как единственный, похоже, здравый здесь человек…

Он скептически выгнул бровь. Здравым он себя в данный момент не ощущал. Человеком и вовсе никогда ощутить не удавалось.

— Что такое «вампирская щедрость»? Это как вообще?

— В ка… ком смысле? — сердце как-то неровно стукнуло. Вот не хотел он ее пускать. Но… вроде искренне веселится.

— Да в прямом. Ну, вот скажи, как можно улицу в городе так назвать? Я ж думала, они прикалываются, послала их… А они же, оказывается, всерьез…

— А чуть подробней можно? Кого и куда ты послала?

— Да ребят. Подошли на дороге, спросили, как на улицу Вампирской Щедрости пройти, — хихикнула, не удержалась. — Ой, прости, до сих пор смешно. А тогда я и вовсе минуты две хохотала, думала, прикол такой местный…

— И в чем прикол? — недоуменно воззрился на нее он. Насупился даже. Все же обидно…

— Вот и они не поняли. Особенно, когда я послала их, — она вновь хихикнула, — проспектом Светлых Некромантов до переулка Зомбячьего Благоухания, а там напрямую через кладбище…

— Ан-на…

— Да ладно, мы потом подружились. И даже пошли вместе эту самую улицу Щедрости искать. И ты знаешь, нашлась, действительно. На ней парк аттракционов оказался. В общем, мы там катались… Было весело.

— Пила ты зачем, чудо мое малолетнее? Или это входит в комплекс доказательств на тему «я уже взрослая»?

— Угостили. И вообще, ты и сам мне, помнится, наливал, так чего теперь дуешься? Или это с тобой можно, а с другими никак?

— Ну, меня, честно говоря, такой вариант бы устроил.