Опекун для юной девы
Шрифт:
Но ведь не тронул. Со всеми своими распутными привычками — ведь не тронул же. «Дистанция, что так важна для тебя». Для нее важна, да. Только для нее, похоже. Но ведь он эту дистанцию держит. Хоть и признался сейчас, что хотел бы… целовать ее в грудь?! От этой мысли запылали не только щеки, но и уши, и она в отчаянье сунула голову под подушку, там простыня еще холодная… А перед глазами все равно стояло: вот он обхватывает ее, склонившуюся над ним в тревоге, перекидывает через себя на кровать, сам склоняется сверху. А его руки… жадные, бесстыжие… Они рвут рубашку у нее на груди, открывая ее его взорам.
Душно. Как чудовищно душно, надо открыть окно. Это все краска, недаром говорят, что ей можно надышаться до глюков. Аня добирается до подоконника, распахивает тяжелые рамы. Ночная прохлада мгновенно заставляет ее поежиться, но хоть прогоняет прочь ее наваждение. Дуновение легкого ветерка остужает лицо. Она вдыхает полной грудью, пытаясь успокоиться, высовывается чуть дальше, желая сильнее подставиться этой прохладе, этому легкому летнему ветру…
И тут же вскрикивает, когда стальные пальцы внезапно смыкаются на ее предплечьях.
— Куда? — мрачно интересуется Аршез, тяжело дыша у нее за спиной. — Что сейчас не так, я же даже не трогал?!
— Ар? Т-ты чего? Я просто воздухом хотела подышать. Душно.
— Душно? А ужас такой откуда? Что ты себе здесь напридумывать успела?
— Ничего не успела, пусти, больно! Ты сам меня напугал, так схватил внезапно. Да у меня чуть сердце из-за тебя не остановилось! Совсем сдурел?
— Прости, — он глубоко и с облегчением выдохнул. Стальная хватка разжалась, однако деву он не выпустил. Обхватил руками крест-накрест, прижал спиной к себе. — Прости. Нервы совсем никуда не годятся. И так кошмары снятся, а тут еще ты со своим «подышать»… У тебя, правда, все хорошо?
— Ну… да, — в ее голосе только недоумение. — Не считая тех синяков, что ты мне сейчас оставил, все, в общем, неплохо. Просто краской пахнет, уснуть не могу, решила проветрить.
— Точно?
— Да точно, чего ты?
— Отойди от окна, хорошо?
— Так ты сам же меня и держишь.
— Вот вместе со мной, — он осторожно потянул ее прочь.
Она не возражала. Удивлялась только:
— Ар, да что с тобой?
— Ничего. Прости. Просто нервы. Ты ложись, ладно?
— Да я ложусь, ложусь. Мне что, уже и окно без разрешения открыть нельзя? На лестницу не ходи, туда не ходи, это не открывай… Ксандар был прав, ты и впрямь как дракон в своей пещере. Затащил и стережешь, — она вновь улеглась в кровать, накрылась одеялом, как приличная девочка, разве что ручки под головкой не сложила.
— Ксандар бы меньше умничал, и проблемы бы не возникло. Вот почему я его не прибил сразу по прилету? Спал бы сейчас спокойно, как младенец, — недовольно бурчит Аршез, с драконьей ревностью отслеживая, как она занимает свое место в постели. Как… вот как сокровище в шкатулке, мрачно думает Аня, а то едва не вывалилось.
— Так иди спи, что ты бродишь? Врываешься в спальню среди ночи, пугаешь…
— Мне снилось, что ты выпала из окна.
— Случайно? — она аж садится от такой новости. Это поэтому он так кричал?
— Нет. Выпрыгнула. Я тебя напугал,
— Господи, Ар, о чем ты? Да ты самый лучший, самый заботливый, самый замечательный!
— Тогда обещай мне, что если вдруг… если что-то напугает тебя… или покажется неприемлемым, невыполнимым, ты просто придешь и скажешь. И мы все решим, малыш, я обещаю. Только не молчи, не оставайся одна со своими страхами, расскажи мне. Я тебе помогу, даже если бояться ты будешь именно меня, все равно я смогу помочь. Не делай непоправимого, пожалуйста!
— Аршез, да что ты? Я не собираюсь ничего делать, все хорошо, у меня есть ты, чего мне бояться?
— Вот и славно, — он присаживается на край кровати, осторожно берет ее за плечи и вновь укладывает головой на подушку. — Чтобы не случилось, Анют, помни: я никогда тебя не обижу. Никогда, ребенок. Кто бы что тебе про меня ни сказал. Никакое зло тебя не коснется, я обещаю… Ты мне веришь?
— Да, — она улыбнулась. — Тебе — верю.
День четвертый
Когда Аня проснулась, его уже не было. Ушел на работу, как и планировал. Зато на письменном столе лежала подробнейшая инструкция, что ей надо делать. Ну вот разве что не уточнил, сколько раз за время его отсутствия ей в туалет сходить полагается, а все остальное, вроде, учел. Аня только фыркала, разбирая старательно выведенные его рукой строчки. Выписывал. Каждую букву отдельно, чтоб ей легче было прочесть. Почти печатными, как для ребенка. Педофил клятый! И вот как в его голове «обязательно позавтракай и прими витамины» с поцелуями в грудь совмещаются? Детей вроде как в грудь не целуют, а взрослые сами разберутся, завтракать им или нет.
Однако по принципу «вот назло останусь голодной» действовать не стала. И даже витамины его дурацкие выпила. Он же как лучше пытается, от всей души. Сидел тут ни свет, ни заря, писал. Продумывал ее день, волновался. Гиперопека, конечно, налицо, но это, наверное, действительно от отсутствия опыта. Так что придется ей, видимо, еще подтверждать, что она взрослая и самостоятельная. А там он, глядишь, и успокоится.
Привезли мебель для кухни, новую плиту, помогли все расставить. Вышло, конечно, совсем тесно, если два человека за стол сядут, третьему уже и войти будет некуда. Ну, так третьих у них и нет. Расставила посуду и продукты по шкафчикам. Подумала, что после ремонта окошко неплохо бы вымыть… И поняла, что его уже вымыли. Ну да, ему же приснилось. Так что даже странно, что только помыл, а решетку решил не привинчивать. Или не успел?
А делать-то больше было и нечего. Читать? Так тут одни справочники с кучей непонятных терминов. Самой что ль начать писать? Завести дневник, описывать свою жизнь в новом мире, свои впечатления… Ага, и кто у нас будет этот дневник читать? И даже не постесняется комментировать? И к гадалке ходить не надо: прочтет и не поморщится. Какие такие личные тайны, она же «его», вместе с тайнами. А вдруг он что-то в воспитании упускает?.. Так что дневники отпадают, писать их для дорогого Арика она не готова… А во что превратили ее письмо маме? Ведь ничего же не дали сказать, ни-че-го…