Операция «Гроза плюс». Самый трудный день
Шрифт:
Параллельно с чисто военными приготовлениями должны быть проведены мероприятия по эвакуации в тыл семей командиров, а также местных советских, партийных и хозяйственных работников Брестской области. Сами же они должны перейти на казарменное положение с подчинением командованию армии.
Последним сюрпризом, затаившимся на дне папки с документами по плану прикрытия границы, был запечатанный сургучными печатями пакет из плотной бумаги с надпечаткой «Вскрывать только при поступлении сигнала “Гроза”». Вот тут товарищей Чуйкова и Сандалова ждал самый настоящий шок. Это был документ о том, что с двадцати двух часов вечера в расположение 4-й армии для взаимодействия
– Да, товарищи, – кивнул в ответ на их немой вопрос капитан госбезопасности, – действительно, так оно и есть. Вы можете думать об этом все что угодно, но прошу учесть, что наличие такого союзника до самого последнего момента являлось самым охраняемым из всех секретов Советского Союза.
– Вы там были, товарищ капитан госбезопасности? – спросил Чуйков.
– Был, – ответил Бобров, – скажем так, товарищ генерал-лейтенант, на курсах повышения квалификации. Подробности сообщить вам не могу, сами понимаете – подписка. Подождите немного. Все же лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Но прежде чем в окрестностях Кобрина появились передовые подразделения Экспедиционного корпуса, к штабу армии подъехало несколько больших крытых трехосных грузовиков передвижного армейского узла связи, сопровождаемые двумя самоходными зенитными установками. Старший лейтенант, командовавший этим хозяйством, смотрел на генерала Чуйкова как на оживший памятник. А то как же, круче было бы лицезреть только самого Сталина, Жукова или Рокоссовского. Хотя переодевшись в камуфляж, выглядел Чуйков не совсем канонично.
– Товарищ генерал-лейтенант, – связист откозырял Чуйкову, – есть связь со штабом фронта. Товарищ командующий у аппарата…
Когда генерал Чуйков поднялся по лесенке в кузов одного из грузовиков, там его ожидал еще один сюрприз. Если вооружение и боевая техника, которой был оснащен Экспедиционный корпус, в основном была еще советского производства – вермахту и того хватит за глаза и за уши, – то аппаратура связи, напротив, была самой что ни на есть современной, отчасти даже еще не поступившей в войска. Просто, совмещая приятное с полезным, самой современной системе управления войсками устроили обкатку в боевых условиях.
Так что Чуйков в кузове увидел не телеграфный аппарат прямого провода и даже не телефонную трубку ВЧ, а большой плоский экран, на котором как живой возник незнакомый ему полноватый человек, в таком же, как у него, камуфляже и со знаками различия генерал-полковника. Впрочем, стоявшего рядом с незнакомцем генерал-майора Василевского Чуйков знал, ибо тот уже приезжал к нему в армию по линии Генштаба в конце мая, чтобы провести одну из проверок боеготовности.
– Добрый вечер, Василий Иванович, – произнес незнакомец, – меня зовут Шаманов Владимир Анатольевич. По личной просьбе товарища Сталина с этого момента я командую Западным фронтом, а Александр Михайлович Василевский является моим начальником штаба.
– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – ответил генерал Чуйков, – докладываю, что, согласно плану прикрытия государственной границы, войска армии подняты по тревоге и с наступлением темноты начнут выдвижение на исходные позиции.
– Очень
Этот разговор с новым командующим состоялся всего полтора часа назад. А сейчас генерал Чуйков и полковник Сандалов, уже сделавшие в первом приближении все, что было необходимо для завтрашнего дня, стояли в сгущающейся темноте на окраине Кобрина и вслушивались в приближающийся со стороны Барановичей тяжкий гул множества мощных моторов.
Поток техники, в полумраке в два ряда сплошной лавиной двигавшейся по шоссе, казался им бесконечным. Тяжелые приплюснутые танки с длинноствольными пушками чуть ли не корабельного калибра сменялись легкими гусеничными клиновидными машинами, на которых верхом сидела вооруженная короткими карабинами пехота. За ними двигались самоходные гаубицы, на смену которым приходили тяжелые грузовики с укутанным брезентом странными коробчатыми установками вместо кузовов, причем некоторые из них были огромными на четырех осях, с толстыми колесами в человеческий рост и длиной не менее двенадцати метров. Потом снова самоходные гаубицы, но на этот раз совсем уж монструозные, с длинными восьмидюймовыми стволами. Куда там привычной Б-4! За ними самоходные зенитки, и снова танки и мотопехота на броне.
Вдыхая густой соляровый угар, который сейчас был для него слаще запаха дорогих духов, генерал Чуйков подумал, что завтра немцам будет хреново. Они столкнутся и с этой мощью брони и крупных калибров, и со ста шестьюдесятью тысячами бойцов и командиров его армии, которые в данный момент уже занимают оборону по линии государственной границы.
Впрочем, все это будет завтра. А пока не наступил рассвет, они с полковником Сандаловым много еще чего должны успеть. Если Родина доверила им отразить наступление одного из самых лучших немецких генералов, то они должны сделать все возможное, чтобы оправдать ее доверие.
Появившийся поздно вечером на пороге хрущевской квартиры курьер с пакетом не удивил главу Компартии Украины. Все-таки Никита Сергеевич, за глаза прозванный товарищами Клоуном, был видным партийным и государственным деятелем, а таких людей из Кремля могут побеспокоить в любое время дня и ночи.
Удалившись к себе в кабинет и вскрыв пакет, Хрущев из записки за подписью Поскребышева узнал, что на завтрашнее утро назначено экстренное заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором он обязательно должен присутствовать, и что на аэродроме в Борисполе его уже ждет готовый к вылету самолет с опытным экипажем.
Хрущев был встревожен, Хрущев был напуган, да нет, он был просто в панике. Такой вызов мог означать все что угодно – от перевода с повышением в Москву до внезапного ареста прямо на столичном аэродроме. В последнее Хрущеву верилось больше. Были уже, знаете ли, прецеденты.
Кроме всего прочего, Никита Сергеевич не был клиническим имбецилом, каким он старался казаться товарищам по партии, для того чтобы его не сожрали в ходе одной из многочисленных политических интриг. Не столько умный, сколько хитрый и подлый, он давно поставил себе цель забраться на самую вершину партийной пирамиды власти, но прекрасно понимал, что при живом Сталине это попросту невозможно. Интрига была долгой, тайной. На своем пути наверх, начавшемся двенадцать лет назад с учебы в Промакадемии, Хрущев не жалел никого, ни врагов, ни, в особенности, бывших друзей-троцкистов.