Операция Наследник, или К месту службы в кандалах
Шрифт:
— Вот видите, господин Фаберовский, англичане тоже пришли к необходимости электрического двигателя. Между прочим, под водой «Жимно» прошел на аккумуляторах со скоростью 5 узлов 45 миль. А на педалях скорость моей лодки составляет под водой всего половину узла. Так что подумайте все-таки об электричестве.
— Давайте все же вернемся к вашей лодке, господин Джевецкий. С педальным органом.
— Ее водоизмещение около 6 тонн, длина 20 футов, экипаж три-четыре человека. Гребной винт рассчитан на вращение двумя человеками с помощью педального привода. На аппарате имеется кормовой поворотный винт системы Губе, поворачивающийся в плоскости руля. От оси гребного винта работают два насоса: один для выкачивания водного балласта, другой воздушный
— Скажите, господин Джевецкий, а долго можно просидеть в вашем аппаратусе под водою, не всплывая на поверхность? — спросил Артемий Иванович. — Если зацепимся за какую-нибудь корягу?
— На испытаниях под командой лейтенанта Чайковского с экипажем из двух штрафных матросов 2 роты Балтийского экипажа мой аппарат за 57 ходовых дней пробыл под водой в общей сложности 96 часов. Расчетного же запаса кислорода и раствора должно хватит для дыхания в течении 50 часов. Для продувки балласта и всплытия аппарат имеет в баллоне запас сжатого воздуха под давлением 100–120 атмосфер. Для остойчивости под водой я применил подвижные грузы, перемещаемые по рейкам по длине аппарата вдоль ее киля. Но будьте осторожны, вращая маховик: аппарат может клюнуть носом или кормой. И не погружайтесь глубже чем на тридцать футов.
— Так глубоко! — испугался Артемий Иванович. — Я тут намедни близ Марли купался, и то едва не утоп. А тут, шутка ли, целых тридцать футов! Кстати, в «Бель-Вю» был очень красивый аквариум с живыми рыбами. Очень, знаете ли, красиво они там хвостами шевелят. Вы, когда в Неве плавали, тоже рыбов видели?
— Действительно, Степан Карлович, а как мы будем наблюдать за тем, что происходит вокруг? — спросил Фаберовский.
— Аппарат имеет небольшую рубку с иллюминаторами, кроме того для рулевого я установил в рубке оптическую трубу с призмами и увеличительным стеклом в нижней части, подняв которую, вы сможете обозревать поверхность, не всплывая.
— А вот у капитана Немо окно было прямо в салоне, и никакой оптической трубы с клизмами, — уничижительно произнес Владимиров. — А что, если мы на вашей лодке утопнем?
— Надо будет открыть люк, впустить внутрь лодки воду, чтобы уровнять давление внутри и снаружи, и потом, покинув лодку, всплывать на поверхность.
Артемий Иванович без особого воодушевления воспринял слова Джевецкого. Все его водные приключения всегда кончались нехорошо.
— Мне кажется, — вдруг сказал Джевецкий, — что вы забыли задать самый главный вопрос. Я понимаю, что вы собираетесь ехать в Египет с мирными целями, чтобы осматривать пороги, — он заговорщически подмигнул поляку, — но если вдруг вы станете плавать в море и английские корабли пожелают помешать вашим исследованиям, а у вас на то будут особые полномочия, вы можете отправить их к праотцам при помощи двух закрепленных в особых полостях в корпусе мин с резиновыми надувными мешками, которые освобождаются при нахождении под кораблем, всплывают и присасываются к днищу, а потом взрываются током от гальванической батареи по проводам.
— Нет, это нам не понадобится, — уверенно заявил Артемий Иванович. — Мы эта… мы будем на Ниле глядеть, так сказать, пороги. И крокодилов.
— И играть на органе, — добавил Фаберовский.
— Ну что ж, дело ваше. Однако, если вы обладаете на ваши исследования некоторыми денежными средствами, я могу предложить вам арендовать мой личный экземпляр, с динамо-машиной. Я перевез его в Париж, чтобы всегда иметь его под рукой, но он пока без дела пылится здесь в Париже.
— Мы рассмотрим ваше предложение, Степан Карлович, — сказал поляк. — Полагаю, мы сумеем убедить наше с мсье Гуриным начальство в целесообразности такого шага.
Глава 13.
2 октября, четверг
Вечер у гостеприимного создателя Эйфелевой башни удался на славу. Хотя все началось с кофе, через час все четверо опустошили половину запасов в погребце хозяина. Даже обычно сдержанного и прагматичного Эйфеля потянуло похулиганить. Он первым предложил залезть на верхнюю площадку и Фаберовский с Джевецким с энтузиазмом поддержали его. Артемий Иванович, потерявший всякое представление об окружающем мире, дважды съезжал вниз по перилам, потом ходил по карнизу балкона и плевался вниз. В конце концов Эйфель принес на площадку подзорную трубу и они влезли в фонарную будку у них над головой, где стали вращать гигантские рефлекторы, выхватывая снопами лучей в темноте то один, то другой известный дом, а потом Артемий Иванович долго выискивал дом Рачковского и квартиру на бульваре Араго, но не смог найти ни того, ни другого.
Утро застало их спящими все там же, в маяке, и стоило большого труда спустить проспавшегося Артемия Ивановича вниз. Он не переставая орал от ужаса и цеплялся за все, что попадалось ему под руки, поэтому ему завязали глаза, как пугливой лошади, и снесли вниз головой сперва на метеорологическую площадку, а потом по винтовой лестнице в кабинет Эйфеля. Здесь, чтобы не смущать публику, повязку с него сняли, но в лифте встали вокруг него так, чтобы он не мог видеть то, что происходило за окнами кабинки, а по переходу между кабинами протащили волоком, зажав глаза и рот ладонями.
— Здорово! — сказал Эйфель на прощание Фаберовскому с Владимировым. — Если в России вы все такие, я непременно приеду к вам что-нибудь строить.
Оставив Артемия Ивановича опохмеляться в одном из ресторанчиков первого этажа башни, Фаберовский спустился вниз и поехал на Страсбургский вокзал, чтобы купить билеты на поезд. Но здесь он обнаружил необычно много полицейских и лиц в штатском, принадлежность которых к полиции легко угадывалась любым наблюдательным человеком. Поляк был уверен, что чрезмерная активность сыщиков была вызвана убийством в Рюэй и каждый из них имеет описание, а то и фотографию Артемия Ивановича, полученную от Рачковского или Бинта. Поэтому Фаберовский поспешно покинул вокзал, забрал Артемия Ивановича и к часу дня на перекладных они добрались по правому берегу Сены до Пуасси, где сели в поезд на Руан. В Руане они пересели на другой поезд, и поздно вечером были уже за границей Франции, в Брюсселе.
В станционном буфете Артемий Иванович наконец поинтересовался, куда же они направляются и не проще ли было ехать в Англию через Кале, а не через Бельгию.
— Мы едем в Варшаву, а оттуда ко мне на родину, в Спалу, — огорошил Владимирова Фаберовский.
— Но я думал, что завтра уже увижу мою дорогую Асеньку, — всплеснул руками Артемий Иванович. — Думал, что куплю ей в подарок этих, брюссельских…
— Кружев?
— Да нет, капустов.
— Вы кавалер, пан Артемий. Непревзойденный по своей учтивости. Кочерыжку в подарок! Думаю, что даже Пакер, владелец овощной лавки на Бернер-стрит, ухаживал за своей супругой более утонченно. Ради пана Артемия миссис Смит отлучила своего законного мужа от супружеского ложа, два долгих года она питалась только воспоминаниями, хлоридином и медвежатиной, и вот является предмет ее грез с кочерыжкой в руках и даже без пальто, брошенного им где-то на берегу озера, когда этот предмет душил мадам де Бельфор.
— Так вы ее видели?
— Читал в газете.
— Про Эстер?
— Про мадам де Бельфор! А Эстер на моих глазах доктор Смит едва не изувечил, когда она возжелал написать пану Артемию письмо.
— Я убью этого пакостного докторишку! — закричал на весь буфет Артемий Иванович. — Немедленно в Лондон!
— Но пан, а как же царь?
— Какой еще, к черту, царь?
— Обычный самый, русский. Разве пан знает еще других царей? Государь находится сейчас в Спале и не может охотится без пана Артемия. Даже Черевин уже не может утешить его.