Операция «Шасть!»
Шрифт:
– Классика! – умилился Добрынин.
Замыкавший группу сервисмен успокоительно кивнул даме:
– Наш клиент.
Администраторша, сменив выражение лица на более радушное, достала из-под стойки допотопную конторскую книгу. Нацелилась на посетителей явно паркеровской ручкой:
– Вид на жительство? Паспорта и явки?
– Нету, – дружно соврали те.
– Замечательно. Так и запишем. Фамилия? – Дама строго зыркнула на Добрынина, – Добрынин? Заносим: Добрынин со товарищем.
– К нам вообще-то вскоре третий сотоварищ должен присоединиться, – встрял Попов. – Илья, из Муромских
– Из заповедных и дремучих страшных Муромских лесов, что ли? – непонятно поинтересовался сервисмен.
– Почему из лесов? Из роду-племени Муромских.
Казенная женщина постучала ручкой по стойке.
– Не отвлекаться. Я с вами еще не закончила. Где предпочитаете отсидеться, молодые люди: ВИП-бар, номера, сауна? Или, – она брезгливо поморщилась, – зал для людей?
– Или, – рубанул сплеча Никита. – Или мы не люди?
– Хорошо. Тогда с вас сотня денег. С носа. Распишитесь. Здесь и здесь. – Получив желаемые росписи, дама умыкнула журнал и наличность под стойку и великодушно махнула ручкой: – Пафнутий, проводи гостей за третий стол.
Сервисмен с затейливым именем Пафнутий повел друзей в следующий предлинный коридор. Туда выходило множество ободранных дверей. Все это навевало на мысли то ли о коммунальной квартире, то ли о студенческом общежитии времен соцреализма. Благо из-за дверей там и сям доносились соответствующие звуки.
Наконец коридор уперся в застекленную дверь, за которой метались какие-то тени. На матовом стекле были наляпаны трафаретные буквы «Красный уголок».
Внутри, слава богу, обстановка заметно отличалась от приснопамятных общажных «уголков», хоть и не потрясала дизайнерскими изысками. Довольно стандартный набор, характерный для баров среднего пошиба. Непосредственно бар. Напротив него ряд разгороженных ширмами столов. И небольшая эстрада без примет мерзостного караоке, зато с весьма колоритным ансамблем: псевдоливерпульская четверка в составе скрипки, флейты, банджо и баяна.
Из шести имевшихся ниш-отсеков заняты были только три. Пафнутий провел друзей в крайний кабинет, где им сразу бросилась в глаза табличка на столе, нахально заявляющая: «Вас здесь не сидело!»
– Ну и как это понимать? – Алексей указал на надпись бутылкой.
– Да публика всякая бывает. Одни хочут общения, другие не хочут. В зависимости от ваших настроений и пожеланий, табличка меняет лицо. Пока она стоит таким макаром, никто к вам не навяжется. А ежели наоборот… – Пафнутий развернул табличку другой стороной к залу, – …значит, у вас для нас всегда открыта дверь, так сказать. И люди потянутся.
На обороте таблички значилось: «Просим к столу!»
– Не сочтите за напряг, любезнейший, э-э, Пафнутий. Объясните, почему такса-то за присутствие столь неординарная? – спросил, усаживаясь, Добрынин. – Я, конечно, понимаю, антураж весьма и весьма эксклюзивный. Но все же, согласитесь, сто баксов за это?
– Антураж у нас, как вы изволили отметить, именно эксклюзивный. В расчете именно на эксклюзивную публику. Для нешумных деловых людей, скажем так. Зато без явного криминала и без гопоты. Что касается
Гости чинно выслушали полезную информацию и, не сговариваясь, выложили на стол «Приму» и «Беломор».
– Да ради Христа, – сказал Пафнутий. – Со всем нашим уважением. Клиент курит, значит, он прав. Хоть «травку», хоть прошлогодние листья, хоть зеленый чай. У нас, кстати, и кальян имеется…
– Колян? Какой Колян? Где Колян? – начал ерзать в креслице Леха, озираться по сторонам, заглядывать под стол. – То у вас Толян заказан. Теперь вот Колян.
– Верю, гости дорогие, верю, все у вас получится. Отдыхайте! – Пафнутий, привыкший и не к такому поведению посетителей, попятился на выход.
Никита едва успел крикнуть вослед:
– Человек! Не забудьте про господина Муромского.
Ускользающий за дверь Пафнутий умудрился, не оборачиваясь, показать спиной, что забывать не входит в его служебные обязанности. Кроме особо оговоренных случаев.
Друзья, потягивая остатки пива под благовоние голландского самосада, огляделись. Посетители не просматривались, лишь ненавязчиво пошумливали в других «кабинетах». Музыкальный квартет на все лады перебирал струны, растягивал мехи и пережимал отверстия, весьма своеобразно трактуя Лунную сонату Людвига нашего Ивана Бетховена. За стойкой бара деловито орудовала бармен-леди с замысловатой прической и в полупрозрачной белой блузке. Леха с Никитой, высоко оценившие видимую часть девушки, были уверены, что нижняя половина, скрытая стойкой, как минимум не хуже. Друзья сошлись на предварительном мнении, что юбочка бармен-леди всего лишь символической длины, а ножки ослепительно стройные. И что возможность полюбоваться на эту прелесть еще появится.
Обстановка в общем и целом выглядела умеренно пристойной, с легким намеком на интимность.
Тут, кстати, барменша покончила со своими хлопотами и выкатила сервировочный столик, с самой радушной улыбкой направляясь в сторону наших героев.
Это, надо признаться, было зрелище!
Нет, не столика на колесиках, – эка невидаль в нашу-то эпоху механизации и автоматизации. И даже не гастрономического натюрморта на оном.
Алексей с Никитой вскочили, опрокидывая креслица, и наперегонки кинулись помогать мимолетному виденью управиться с сервировкой. При этом они восхищенно закатывали глаза и галантно метали бисер комплиментов.
– О божественная, – зашелся Попов, – когда б у меня были такие ноги, я ходил бы на руках!
– А я, – токовал вслед за ним Добрынин, – вознес бы их рукою непокорной поверх Александрийского столпа. Или хотя бы на эту вот тележку. Дабы не испачкала их сыра земля.
Девушка профессионально смутилась, зарделась, затрепетала длиннющими, под челку, ресничками. Сменив просто радушную улыбку на доверительную, с некоторым намеком проворковала:
– Еще не вечер, еще не вечер… Вот, господа, отведайте для начала хлеб-соль. А там, глядишь, и до тележки ноги дойдут. Или на тележку взойдут. Варум нихт?