Операция «Валгалла»

Хиггинс Джек

Гайллар сидел у кровати и промокал Арни влажный лоб. Было очевидно, что у мальчика еще высокая температура. Он стонал и метался по постели, хватаясь за одеяло.

— Аа, вот и вы, Йоганн, — сказал Гайллар по-немецки. — Я как раз созрел для этого.

— Как он, герр доктор?

— Немного лучше, хотя в это трудно поверить, глядя на него.

Майер поставил поднос на тумбочку у кровати и стал наливать кофе в чашку.

— Я сейчас проходил по коридору, который ведет из бара в кухню, — сказал он, понизив голос. — Не волнуйтесь из-за этого парня, он не

понимает ни слова.

— Так что?

— Я слышал разговор герра Штрассера с майором Риттером. Они говорили о замке. Штрасер сказал, что у него там есть свой человек. Женщина.

Гайллар посмотрел на него удивленно.

— Невозможно. Там всего две женщины. Мадам Шевалье и Клер де Бевилль. Француженки до мозга костей. Обе. Что вы такое говорите, приятель?

— Только то, что слышал, герр доктор. Я думаю, они чего-то ждут. Что-то должно произойти.

Финн произнес что-то нераспознаваемое, вошел в комнату, схватил Майера за плечо, быстро вытолкал его за дверь и запер ее.

Гайллар сидел, глядя в пространство. Невозможно поверить. Майер, должно быть, не так понял. Не иначе. Мальчик вскрикнул, и Гайллар повернулся к нему, отжал салфетку, лежавшую в миске с водой, и осторожно вытер ему лоб.

Клер де Бевилль остановилась в тени у подножья запасной лестницы, прислушалась. Все было спокойно. Она осторожно открыла дверь слева от себя и вошла в гардеробную. Клер выскользнула оттуда через несколько секунд в шинели и каске, и то и другое ей было велико, но это не имело значения. В темноте было важно общее впечатление.

Когда она вышла на улицу, сыпался легкий снег, двор был темным, к этому моменту уже никто не работал около «Большой Берты». Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, спустилась по лестнице и пошла через двор к воротам.

Со стены слышался гул приглушенных голосов, это переговаривались дозорные. В самом тоннеле царило безмолвие. Она замешкалась у двери, за которой находилось поворотное устройство, затем осторожно нажала на дверную ручку. Дверь отворилась с легким скрипом. Внутри было темно. Испытывая огромное облегчение, Клер вошла внутрь. Пошарив рукой, она нашла выключатель и зажгла свет.

Каннинг стоял у стены вместе с Гессером, Бирром, Говардом и Файнбаумом. Клер замерла, побледнев, и неожиданно показалась им маленькой девочкой, нарядившейся в нелепую шинель и каску, из которых ее было едва видно, ради смертельно опасной игры, которая не удалась.

— Как вы узнали? — спросила она безразличным голосом.

— Ладно, я вам скажу, мисс, поскольку винить в этом нужно меня. — Файнбаум повесил на плечо М1 и подошел к ней, проверил у нее карманы, сразу нашел взрывчатку и детонаторы. — Видите ли, генерал очень недоверчиво отнесся к старику Баннерману и приставил меня за ним присматривать. Я сидел в коридоре, куда выходит дверь его комнаты, когда он оттуда вышел, и, простой факт, который не сразу стал известным, заглянул к вам, мисс. Остальное, как говорят в кино, вам известно. У меня не было шанса сразу рассказать об этом генералу, поскольку события приняли неожиданный

оборот.

— Достаточно, Файнбаум, — сказал Каннинг.

— Как прикажете, сэр.

Файнбаум отошел от нее. Клер осталась беззащитно стоять. Каннинг смотрел на нее горящими глазами, с выражением боли на лице.

Гессер сказал, странно тихим голосом:

— Так Штрассер это Борман?

— Я не знаю. Я никогда его не встречала. Помните гестаповскую проверку в замке два месяца назад, когда с каждым из нас беседовали отдельно. Тогда я и получила инструкции от полковника СС Раттенгубера. Он сказал, что действует по поручению Бормана. В моей комнате был спрятан передатчик. Мне было дано расписание, когда я должна ждать сообщений.

— Детали нашего передатчика? — спросил Гессер. — Это ваших рук дело?

— Да.

— Ради Бога, ну почему? — резко спросил Каннинг.

— Да очень просто. Помнишь моего мужа, Этьена? — сказала она.

— Конечно. Убит при попытке к бегству из штаба СД в Париже.

— И я так думала, — сказала Клер. — Пока Раттенгубер не доказал мне, что это не так. Этьен жив, Гамильтон. Он выжил. Он заключенный в концентрационном лагере «Маутхаузен».

— Понятно, — сказал Бирр. — И ценой за его дальнейшее существование было ваше содействие.

— Это не оправдание, — крикнул Каннинг. — Ты меня слышишь? Не оправдание для того, что ты сделала.

Его гнев, душевное страдание было личным, и это было понятно каждому из присутствующих. Он поднял руку с «Маузером».

— Что ж, убей меня, Гамильтон, если ты должен это сделать, — сказала она тем же безразличным голосом. — Это не имеет значения. Больше ничто не имеет значения. Этьену все равно теперь не жить.

Файнбаум оказался тем, кто первым начал действовать. Он встал впереди Клер, обратив лицо к Каннингу, его М1 по-прежнему висел на плече.

— Генерал, я вас уважаю, я вас чертовски уважаю, но так дело не пойдет, сэр. Я просто не могу позволить вам это сделать.

Каннинг дико на него взглянул, «Вальтер» задрожал у него в руке, потом в нем словно что-то умерло, померкло. Он опустил пистолет.

— Капитан Говард.

— Сэр.

— Опустите мост, откройте ворота.

— Простите, сэр?

— Вы меня слышали. — Голос Каннинга звучал ровно. — Я не хочу, чтобы она была здесь. Пусть уходит. Она нам больше не может повредить.

Он стремительно прошел мимо Клер и вышел из комнаты.

Сорса с наблюдательного поста, устроенного финнами на дереве над первым поворотом дороги, заметил, что мост начал опускаться. Риттер только что прибыл из деревни и еще не вышел из машины, остановившейся внизу на дороге.

Сорса позвал его тихонько:

— Что-то происходит там у ворот. Они опускают мост.

Риттер залез по склону наверх, встал рядом с Сорсой. В это время открылась калитка в воротах и в пятно света вступила Клер де Бевилль. Она пошла по мосту без малейших колебаний. В тот момент, когда она ступила на другой берег, позади нее мост начал подниматься. Она продолжала идти.