Операция "Ы"
Шрифт:
Вода смывала все следы недавнего боя. Верзила благостно радовался возможности перевести дух. Война — войной, а солдату отдых все равно нужен!
В Шурике проснулся бесенок.
Это проказливое существо не давало ему возможности долго раздумывать, сомневаться, мучиться сомнениями: надо ли так поступать.
Шурик просто подкрался и стащил с гвоздя в душевой всю одежду своего напарника, оставив только ценное: часы.
И случайно один башмак. Просто на второй башмак у него не хватило времени, так как Верзила закрутил кран
После теплого душа с ласковым кусочком хозяйственного мыла, оставленным предыдущими посетителями душевой, Верзила был потрясен, увидав, что всю его одежду нагло сперли.
Это был предел всему!
Просто заплакав, заревев от отчаяния и бессилия, Верзила взломал стенку легкой душевой. Увидав студента, отчаянно вскричал-взмолился:
— Стой, студент!
Шурик лениво оглянулся на крик Верзилы. Озорно улыбнувшись, он продолжал свой путь. Уж на что силен был Верзила, но от нахлынувшего позора: предстать нагим, в чем мать родила, на обозрение всей стройки, его охватило внезапное бессилие, и он застрял в дыре.
И горько зарыдал. По-детски. От души.
— Ну, студент, погоди! — только и мог выплакать он. Втиснувшись снова в душевую, он огляделся. Здесь не было ничего подходящего для прикрытия срамоты кроме маленького обмылка, растрепанного мочала и одинокого башмака. Схватив последний, он швырнул его сквозь дыру вслед спокойно удаляющемуся студенту.
Недолет...
Шурик остановился, сделав два шага назад и подобрал брошенный башмак. В пару первому.
Верзиле вдруг пришло в голову нечто увиденное однажды в кино: он обвязал вокруг своих бедер мочало. И почувствовал себя хотя бы в какой-то степени одетым.
Стремглав выбежав из душевой, Верзила огласил воздух взывающим к победе криком неандертальца из доисторических времен. Его атака продолжалась.
Отодрав от легкой душевой жердину подлиннее, ставшую для него боевым копьем, Верзила почти настиг обидчика у смоловарки. Смоловарка бурлила черным кипящим варевом, чадила во все стороны, то закрывая дымовой завесой студента, то открывая его.
Шурика увлекла эта детская игра в «обманки-догонялки» вокруг смоляного чана. Он кидался то в одну сторону, то в другую, всякий раз обманывая и дразня напарника. А увидав лежавшую рядом связку керамических изоляторов, схватил ее, раскрутил в воздухе, как лассо, и очень метко набросил ее на шею Верзиле. Получилось нечто вроде ожерелья, а от черного дыма Верзила в момент почернел, закоптился и таким образом приобрел вид, достойный коренного жителя экваториальной саванны.
Как разъяренное и ослепленное яростью животное, Верзила не замечал ничего. Он видел перед собой только врага. Сквозь дым смоловарки он только и успел углядеть, как студент метнулся в подъезд дома, и его проглотила тьма. Верзила, взревев еще громче, устремился за ним.
Шурик вбежал в почти готовую комнату.
Оклеенная в веселенькие обои с бабочками,
И у Шурика появился гениальный план!
Взмахнув в воздухе рулонами обоев с бабочками, Шурик расстелил их по всему периметру комнаты. Обильно полив бумажную почву клейстером, озорной студент затаился у дверного косяка в ожидании напарника.
Вы догадываетесь, что ждало неразумного й наивного Верзилу?
Да-да! Вбежав в комнату, он споткнулся о выставленную ногу Шурика, упал на ждавший его ковер из обоев и клея.
Шурику осталось только оперативно подталкивать катящегося по полу Верзилу, заворачивая его в большой бумажный кулек.
Сила, способная разломать кирпичи надвое, согнуть в петельку строительный ломик, растянуть и сложить чугунные меха отопительной батареи; алчущая возмездия, наконец, утихомирилась, спеленатая, как младенец, по рукам и ногам.
Шурик смог вздохнуть. Он отер пот со лба, минуту-другую посидел на упакованном напарнике, поразмышлял...
Начиналась акция наказания.
Шурик понимал, что на своем пути встретил невоспитанного мальчишку, выросшего в громадного мужика, но так и застрявшего на стадии развития наглого пацаненка, вскормленного законами дворовой шпаны.
А к детям, к расшалившимся и распоясавшимся пацанам и наказание применялось особое.
Шурик не без труда поставил на попа бумажный куль, услыхал сопротивляющееся мычание, поменял местами направление его перпендикуляра.
Мычания не последовало. Тогда Шурик, определив возможно местонахождение того, что сам Верзила называл нелитературно харей, аккуратно вырезал перочинным ножиком в этом месте куля кружок.
В кружке мгновенно появилась возмущенная, но все понимающая физиономия Верзилы:
— Это же хулиганство! Получите пятнадцать суток! Учтите: я буду жаловаться!
Шурик, не обращая ровным счетом никакого внимания на сие возмущение, что-то старательно вырезал на уровне, находившемся, интеллигентно выражаясь, пониже спины горе-напарника.
Потом Шурик выдернул из веника несколько, на его взгляд, достойных прутьев, смочил их в ведре с водой, коротко взмахнул одним из них в воздухе.
Прутик, резко просвистав нечто угрожающее в воздухе, оставил на руке студента ярко-красный след. Шурик коротко ойкнул.
К Верзиле понемногу возвращались разум и внятная речь, он вдруг сообразил:
— Бить будете?
Наверное, метод воспитания или перевоспитания, к которому решил обратиться Шурик, был определен очень верно, потому что самой первой к напарнику вернулась память о необходимости вежливой формы обращения с согражданами.
— Нет,— ответил Шурик, вздохнув.
— А что? — не почувствовал нюанса момента Верзила.
— Вести разъяснительную работу,— Шурик посмотрел прямо в глаза своего напарника.