Операция "Ы"
Шрифт:
Строительство близнецов-пятиэтажек шагало от центра державы шагами семимильными. Где-то ближе к ее окраинам шаг попридерживало, замедляло, а в городе Энске и вовсе перешло на черепаший шаг. Но видимость активной суеты создавалась и здесь: башенные краны вертели своими длинношеими сочленениями, самосвалы сновали взад и вперед то порожними, то чем-то до краев наполненными, и над всей стройкой площадью в пять гектаров, как какой-то ангел-спаситель, витал упруго-сочный, профессиональный язык строителей, выражавших столь многие оттенки человеческого бытия: от настроений до приказов, от непонимания до ярчайшего озарения,
К прорабской—фанерному вагончику на колесах, с обязательными для любой стройплощадки атрибутами: доской почета, пожарным щитом и таким же вагончиком-кладовой — к прорабской Строительно-монтажного управления номер шестьдесят один, лихо пыхнув выхлопными газами, подкатил темно-синего цвета с красной полосой по бортам милицейский «воронок».
Бывавший здесь относительно часто, он был радушно встречен хозяином стройки — самим прорабом.
Капитан Суворов Василий Александрович самолично распахнул заднюю дверцу «воронка», дабы так же самолично сопроводить подопечного к его месту работы, вновь и окончательно проинструктировать, в общем, выполнить профессиональные обязанности по Уставу.
С достоинством орангутанга, с палочкой эскимо в руке (забота о падших), Верзила вышел из «воронка».
Шурик, в данную минуту — разнорабочий, суетился поблизости, испрашивая у непреклонной кладовщицы тети Клавы новые рукавицы.
Еще не наступила та роковая для судьбы каждого человека минута, когда встречаются пути-дорожки добра и зла, когда литераторы говорят себе: «Эге! Поворот сюжета».
Ничего неожиданнее и непредсказуемее, чем судьба, рок не бывает в этой жизни. Можно что-то загадывать, что-то планировать, что-то предполагать, на что-то надеяться, но будьте уверены, что все обернется совсем иначе, и не всегда желанной для вас стороной. Но разве сама жизнь от этого становится менее интересной?
Несколько минут на необходимые формальности: краткое знакомство, инструктаж по технике безопасности, подпись в соответствующем документе, и двери прорабского вагончика распахнулись в мир суетливых подъемных кранов, сгруженных лесопиломатериалов, запаха бетонного раствора, масляной краски и проч.
Хозяин стройки, прораб Павел Степанович Выпивайло как можно более радушно пригласил вновь прибывшего к созидательному труду.
* * *
Чтобы лучше понять и вникнуть в душу и мысли Павла Степановича Выпивайло, здесь необходимо сказать несколько слов о нем самом, так как в этой истории он занимает не последнее место и ему еще предстоит сыграть свою роковую роль в данном сюжете.
Быть может, вам станут понятными и близкими все порывы его души, а также сорок лет его жизни, если вы узнаете, что главной и недосягаемой мечтой всего существования Павла Степановича было страстное желание стать советским строительным специалистом, работающим за границей. Чтобы вплотную приблизить к себе эту мечту, Павел Степанович уже в зрелом возрасте вновь проштудировал горы необходимой литературы: сначала, как «Отче наш», политическую экономию социализма, затем загнивающего капитализма. В свое время в институте по этим дисциплинам у Павла Степановича стабильно было красивое «отл.», кстати... Затем по каталогу были испрошены в городской библиотеке труды всевозможных авторов по толкованию и развитию марксистко-ленинской
Чтение газеты «Правда» предваряло всякое утро Павла Степановича раньше завтрака. И так бывало, в общем-то, не у одного Павла Степановича, а у всякого мало-мальски заботящегося о себе руководителя. Память и сознание Павла Степановича были готовы к самым суровым испытаниям на политическую зрелость и социалистическую подкованность, от его внимания не ускользал ни единый, хотя бы мало-мальски значимый факт в разгорающемся освободительном движении народов «Черного континента».
Как школьник таблицу умножения, Павел Степанович мог поименно перечислить всех дружественных нам политических деятелей освободившихся и пока еще освобождающихся стран.
Павла Степановича заприметило руководство городского отделения общества «Знание», и в один прекрасный день пригласило к сотрудничеству. Павлу Степановичу было предложено стать нештатным воскресным лектором городского отделения, и он с радостью принял это предложение, усмотрев в нем добрый знак. Маячивший где-то еще очень далеко мираж вдруг приобрел какие-то конкретные очертания. Павел Степанович открыл в себе дар оратора, увлекающего внимающую аудиторию в сложность современного бытия. Он безотказно выступал с лекциями о текущем
моменте и международном положении у себя в родном коллективе: в ЖЭКах, дважды в локомотивном депо, трижды на летней эстраде в городском парке культурного отдыха энчан, и даже во время собственного отпуска, заметьте!..
...В быту Павел Степанович был холост. Светивший вдалеке маяк не позволял ему отвлекаться на столь незначительные мелочи, как женитьба.
Он довольствовался холостяцкой жизнью в отдельной комнатке в старой коммунальной квартире, исправно платил все платы и взносы. Соблюдая очередь, менял лампочки в местах общего пользования, был почти уважаем соседями, но...
...Но имел одну тайную червоточинку во всем, доселе светлом, облике: Павла Степановича периодически преследовала одна, непонятно как унаследованная от батюшки черта — в нем вдруг просыпалась жажда напиться...
Тщательно скрываемая, убиваемая Павлом Степановичем в себе ежедневно и ежечасно, она вдруг прорывалась на поверхность в общем-то порядочной и размеренной жизни Павла Степановича долгозреющим нарывом и выплескивалась иногда в такое...
Именно очередное, нежданное «такое» и затормозило документы Павла Степановича в соответствующих инстанциях. И тем самым сделало мечту о совспеце в далеком и желанном заграничье словно подернутой дымкой неясности, а быть может, и вовсе бесперспективности.
Порочно надравшись до белых чертиков в глазах, а точнее, просто сорвавшись с тормозов, наутро Павел Степанович окончательно распрощался со своей мечтой. Дня два ходил, чувствуя себя выброшенным на свалку истории ненужным пустяком.
Потом еще дня два долго приходил в себя. И не придумал ничего лучшего, чем снова позволить себе мечтать и надеяться. В эти дни Павел Степанович безмерно сочувствовал всем себе подобным, оказавшимся в такой же незавидной и нелепой ситуации. Всем заблудшим по вине «зеленого змия».