Операция
Шрифт:
– Я об этом как-то не думал.
– А ты вообще о чём-нибудь думаешь?
– Ну, и что мне теперь делать?
– Для начала голову включить.
– Ты бы что сделал на моём месте?
– Не знаю... Я бы поговорил с Гордиенко, и сделал так, как он скажет.
– Только не это!!! Ты что, серьёзно? Да он меня с потрохами готов сожрать!!!
– У тебя мания величия. Если бы он хотел тебя сожрать, то давно бы это сделал. Чего проще. На полевом выходе, две самоволки в течение месяца - это год дисбата. Тюрьма, понимаешь? А тебе официально даже замечания не объявили.
– Хм...
–
– Да, пора. Я пошёл, - и курсант Мусин направился к выходу.
Поведайко, отпил чай из стакана, глядя ему в след и тихо пробормотал:
– Балбес...
Мусин вернулся в казарму. Отбой сегодня опять должен быть ранний, завтра первая смена полётов, подъём в три часа. Поэтому дежурный по роте потребовал навести порядок сейчас, что бы после отбоя не греметь вёдрами и полотёрами.
После отбоя, закончив работу по наведению порядка, Мусин вышел на крыльцо. У соседнего здания общежития лётного состава в курилке горел костёр. У огня сидели человек десять и негромко разговаривали. Был там и Гордиенко. Он сидел и ворошил прутиком угольки. Мусин долго не решался. Но всё же попросил разрешения у дежурного по роте отлучиться на десять минут. Он вышел на аллею и несколько раз прошёл мимо офицерского общежития. Решиться-то он решился, но всё же было страшновато. Он уже хотел повернуться и уйти, но тут услышал голос майора Гордиенко:
– Орнитолог, ты меня ищешь?
– Так точно.
Гордиенко встал, подошёл к курсанту.
– Говори, только быстро.
– Я это... Спросить...
– Кто посоветовал ко мне подойти?
– Это... Я сам...
– Тьфу! Трепач!.. А я уж подумал...
– и майор сделал вид, что уходит.
– Товарищ майор!!! С Поведайко я разговаривал, он мне объяснил кое что.
– Чего ты хочешь?
– Летать хочу.
– Если хочешь летать, прекрати врать. Смотри в глаза и говори всё как есть. Будь мужиком, отвечай за свои поступки. А поступки делай такие, за которые не придётся отвечать.
– Товарищ майор...
– Молчи. Опять глупость скажешь. Всё знаю. Мне твоего раскаяния и клятв не надо. Это тебе надо. Киму скажешь, что я разрешил планировать тебя на полёты со следующей смены.
– А он мне поверит?
– Н-да. Совсем всё плохо... Ты что, дебил? Иди отсюда!
Мусин повернулся через левое плечо, но сделать шаг не успел.
– Стой!
Мусин опять повернулся через левое плечо.
– Я обещал твоему инструктору, что он не получит капитана, пока в экипаже не будет надлежащей дисциплины. Это остаётся в силе. Так что думай... Теперь всё. Свободен.
13
На следующую смену, даже при всём желании, Мусин не мог попасть в плановую таблицу, которая составлялась заранее. Для этого было много причин: он не присутствовал на предварительной подготовке, после сдачи наряда у него не выходило восемь часов сна и многое другое. Запланировали его на пятницу. В начале полётов он выполнял ознакомительный полёт, а во второй половине смены полёт в зону и два полёта по кругу с конвейера, то есть без заруливания. Взлёт с конвейера - это примерно так: после посадки, на пробеге экипаж переставляет закрылки из посадочного положения во взлётное, не останавливаясь,
Обычно инструкторы в первый день давали курсанту только ознакомительный полёт, после которого в этот день обучать чему -либо курсанта зачастую не имеет смысла. Его переполняют эмоции, он сильно возбуждён. Ему нужно кому-то рассказать как он сейчас летал, как дрожала в руках ручка управления, как лихо они с инструктором на взлётном курсе пролетели сквозь дым от трубы асфальтового завода... Нужно, что бы курсант выговорился, успокоился, или как говорили сами инструкторы,- сдулся. В зависимости от темперамента, некоторые курсанты "сдувались" только через сутки.
Старший лейтенант Ким с самого начала делал ставку на Мусина. Он был единственным в экипаже, у кого была первая группа профотбора. По замыслу Кима, он должен быть лидером и первым продвигаться по программе, остальные подтягиваться за ним. Но Мусин пропустил уже две лётных смены. Поэтому Ким и решил немного форсировать события. Он был абсолютно уверен, что сможет правильно психологически настроить курсанта перед полётом, и эти три полёта не будут потрачены напрасно и он сможет научить Мусина кое-каким приёмам управления самолётом.
В четверг провели предварительную подготовку. Ким несколько раз заострял внимание, что для Мусина главное на завтра это второй вылет, первый ознакомительный - ерунда, необходимая формальность.
В пятницу в соответствии с планом, Мусин и Ким взлетели в первый полёт. Летали тридцать минут. Ким показывал и рассказывал, Мусин смотрел и слушал. Всё прошло нормально, приземлились без происшествий...Обычное дело, всё буднично.
На самом же деле первый полёт очень важен. Наблюдая поведение курсанта, опытный инструктор делает для себя много выводов. В этом вылете курсант преодолевает некий психологический барьер. Весь полёт инструктор внимательно следит в зеркало за лицом курсанта, ему надо знать, укачивает курсанта или нет. Если его стошнит в первом полёте, это превращается в серьёзную проблему. В физиологическом плане это решаемо, регулярные тренировки на спецснарядах в спортзале легко закрывают эту тему. Гораздо сложнее преодолеть психологическую травму. У курсанта проявляется комплекс неполноценности, - он хуже других. Он постоянно об этом думает. В самолёте он не слушает, что говорит инструктор, он прислушивается к себе и ждёт: стошнит или не стошнит. Предугадать результат не сложно. Уходит очень много драгоценного времени, что бы отвлечь от этого, заставить забыть и в результате поверить в себя. Только после этого инструктор начинает работать с ним в направлении обучения пилотированию самолёта.
Старший лейтенант Ким, едва только самолёт остановился, выбрался из кабины, спрыгнул на землю. Техник помог курсанту освободиться от парашюта, поставил чеки в катапульту, - можно выходить. Мусин поднялся в кабине, неловко и долго искал ногой подножку. Наконец спрыгнул на землю, подошёл к инструктору:
– Разрешите получить замечания?
Ким, рассказывая о мелких недочётах, внимательно всматривался в лицо курсанта, отмечал для себя: его распирает, но сдержан; не побледнел, цвет лица нормальный, лёгкий румянец; руки не дрожат, голос внятный. Это хорошо, и подражая известному киногерою, мысленно произнёс: