Опередить дьявола
Шрифт:
— Я сказала, что она проснулась. Ты плохо слушаешь. — Выбросив коробку в мусорный бак, она разглядывала мужа, скрестив руки на груди. Хорош, ничего не скажешь. В последнее время его нижняя челюсть как-то сгладилась и смотрелась немного женственно. А на макушке появилась проплешина. Вчера ночью, в постели, она впервые заметила. Ее это никак не смутило, а вот интересно знать, как к этому отнесется Клер. Может, порадовать Кори, уколоть его самолюбие? Или пусть с этим разбирается Клер?
— Как все прошло?
— Я же сказал. Обычная история.
— Как Клер?
— Что?
— Клер. Которую ты вчера столько раз
— Зачем тебе?
— Так, интересно. Все выясняет отношения с мужем?
— С мужем? Ну да, с этим засранцем. Как он обращается с ней и с детьми… это черт знает что.
Это было сказано, пожалуй, с излишней горячностью. Засранец? Она никогда не слышала от него это слово. Может, подхватил от Клер?
— Кстати. Я думаю распрощаться с групповой терапией. — Он прошел мимо нее в прихожую, расстегивая куртку. — Слишком много времени уходит. А на работе предлагают дополнительные часы.
Джэнис прошла за ним на кухню и смотрела, как он шарит в холодильнике в поисках пива.
— Дополнительные часы? То есть ты будешь позже приходить домой, я правильно понимаю?
— Точно. Отказаться не могу. Такая ситуация. Завтра я должен быть на важном совещании. В четыре.
Четыре. Как пощечина. Джэнис вспомнила, как Клер показала ему четыре пальца. Это означало: четыре часа. Кори и Клер встречаются в четыре. Он не будет отвечать на звонки Джэнис, так как он «на совещании». Словно в подтверждение ее мыслей, он непринужденно спросил:
— Что делаешь завтра? Есть планы?
Она молчала, спокойно глядя ему в глаза, и только сердце колотилось. Я тебя больше не люблю, мысленно сказала она. Все, Кори, любовь прошла. И, в каком-то смысле, я этому очень даже рада.
— Что? — спросил он. — Почему ты на меня так смотришь?
— Так, — отмахнулась она и, отвернувшись, начала вынимать из мойки посуду. Вообще-то это была его обязанность, но приходилось делать самой, не ждать же от него помощи сейчас… — Завтра? Заберу Эмили из садика, и, пожалуй, поедем к бабушке.
— Час езды! — Он удивленно вскинул брови. — Я рад, Джэнис, что у тебя есть время на такие вещи. Это здорово.
— Я знаю. — Она улыбнулась. Кори любил подчеркивать, какая у нее легкая жизнь, заказы от случая к случаю, то ли дело настоящая работа, как у него. Но она не собиралась заглатывать наживку. — Я закончила проект для этого веб-сайта и подумала, почему бы не отдохнуть, прежде чем браться за что-то другое. Мы можем там задержаться — возможно, останемся на ужин. — Помолчала и, глядя на столовые приборы, в которых смутно отражалось ее лицо, уточнила с расстановочкой: — Да. Завтра меня в городе не будет, Кори. Весь день.
20
К семи вечера сделалось так холодно и темно, словно наступила полночь. Ни луны, ни звездочки, лишь тусклые охранные огни вдали на лесопилке. Фли вылезла из машины и поежилась — на ней была куртка на подстежке и дождевик поверх нее. И еще утепленные перчатки и вязаная шапочка. В принципе она легко переносила холод — работа такая, но эта осень выдалась на редкость суровой, чтобы не сказать злобствующей, и каждый почувствовал это на собственной шкуре. Она показала удостоверение сонному копу в машине, что перегораживала путь, и включила фонарик. В луче света тропа через сосновый лес казалась изжелта-прозрачной. Отпечатки шин «яриса» были огорожены провисшей ленточкой, а земля утыкана флажками-маркерами медэкспертов. Она их миновала и по световой дорожке от галогенных ламп двинулась мимо транспортерной ленты, лесопильных рам и циркулярных пил, умолкших и как бы ушедших в тень. Наконец она добрела
Фли успела побывать дома. Побегала и приняла душ, перекусила, послушала радио и даже попробовала почитать. Но успокоиться не получалось. Ее продолжал мучить вопрос о некой загадке в расследовании, которую она тщетно пыталась поймать за хвост. Если бы отец был жив, он бы ей сказал: У тебя в голове сидит заноза, девочка моя. Лучше ее вытащить, пока не загноилось.
Она приблизилась к краю леса, дальше начинались поля. Именно здесь утром стоял Веллард. Вот граница чистой земли, где работали поисковики, а вот граница всякого мусора и хлама, выброшенного приливом. Она направила луч фонарика на эту последнюю границу и постаралась воскресить свои утренние впечатления.
Заноза засела в мозгу после обследования резервуара. Она стояла перед ним, обсуждая с сержантом из другого подразделения, когда заканчивается их смена и в каком наличном составе им, возможно, придется работать сверхурочно. Поисковые команды продолжали заниматься своим делом. Веллард стоял поодаль, на опушке, за которой начинались поля. Она, помнится, рассеянно поглядывала в его сторону. Он что-то нашел в траве и говорил об этом с офицером из РМП (расследование на месте преступления). Хотя в тот момент Фли была больше сосредоточена на разговоре с сержантом, чем на той парочке, она вдруг ясно увидела картинку. Веллард показывал офицеру обрывок веревки. Синяя нейлоновая веревка, около фута длиной. Дело было не в самой этой веревке — позже она увидела ее на столе с вещдоками и лишний раз убедилась в том, что та ничего особенного сама по себе не представляет, — а в цепочке ассоциаций, с нею связанных и, судя по всему, важных.
Она подошла к старому резервуару, где стояла утром, и выключила фонарик. Она тихо ждала в окружении уродливых голых деревьев, за которыми простирались вспаханные поля — унылые, неохватные, мертвые. Издалека донесся гудок поезда, мчащегося сквозь тьму по железнодорожной ветке «Грейт вестерн юнион». Дома у Фли был ноутбук, который сводил ее с ума тем, что за секунду до того, как зазвонит сотовый, он издавал слабое потрескивание. Она понимала, в чем тут дело — электромагнитный сигнал принимает провода динамиков за радиоантенну, — но ей представлялось, что эта штуковина обладает даром предвидения, что она улавливает будущее. Веллард посмеялся бы над ней в ответ на признание, что, кажется, она тоже обладает похожей электромагнитной системой оповещения, этаким биологическим реле, заставляющим подниматься волоски на руках за секунды до того, как в голове сформулируется какая-то мысль или идея. И вот сейчас, на замерзшем поле, это произошло снова. По коже пробежал ток. А через секунду пришло четкое понимание.
Вода. Веревка навела ее на мысли о катерах, о гавани и о воде.
Утром эта мысль как пришла, так и ушла — во-первых, сержант отвлекал, да и никакой воды поблизости не было, так что мысль не задержалась. Сама ее отпустила. Но сейчас, когда было время подумать, она поняла, что ошиблась. Вода здесь присутствовала. И совсем даже недалеко отсюда.
Она медленно развернулась на запад, где низкое облако было подсвечено то ли оранжеватыми городскими огнями, то ли фонарями вдоль шоссе. И двинулась в этом направлении. Как зомби. Если б Веллард сейчас ее увидел, он бы покатился от хохота. Она шла через поле, по замерзшей траве, не глядя под ноги — казалось, будто из грудной клетки у нее торчал крючок и кто-то, зацепив за него, тянул ее на леске. Через прогалину, которую обступили шелестящие деревья, через два пригорка, по гравийной дорожке, серебрящейся в луче фонарика. Через десять минут она остановилась.