Опора трона
Шрифт:
Полковник Иосиф Емельянович Сатин, командир Острогожского гусарского полка и георгиевский кавалер, вел свои эскадроны на острие большого отряда русской легкой кавалерии. Увидел переправлявшегося противника и скомандовал немедленную атаку. Его летучие гусары голопом помчались на шляхетскую конницу, прикрывавшую переправу и легкомысленно позабывшую про дальние разъезды. За сатинцами ринулись и все остальные, включая казаков, карабинеров и пикинеров. Командующий авангардом донской атаман Спиридонов и ойкнуть не
Пехота на мосту заметалась, подалась назад. Ляхи на другом берегу принялись разворачивать артиллерию. Прусские офицеры забегали, формируя каре из своих солдат. Генерал фон Гудериан был почти уверен, что переправившиеся на другой берег ляхи вот-вот запаникуют, бросятся наутек и на их плечах русская конница ворвется в походные порядки поляков. И спасать положение придется, как всегда, прусскому солдату, пусть и одетому в польскую форму.
Угадал! Русские численно и выучкой превосходили шляхетскую кавалерию. Смяли ее, опрокинули — паны бросились назад, под прикрытие пехоты и пушек. Обтекая мост и бегущих пехотинцев, вплавь форсировали реку, совершая всем известный маневр «спасайся кто может».
Гусары врубились в толпу, запрудившую мост. Заработали клинки, покатились ляшские головы. Взбаламученная конскими копытами коричневая Каспля поменяла свой цвет, питаемая ручьями крови. Кто-то поджег мост, добавляя суеты и беспорядка. Гусары Сатина в дымы и огне прорвались на другой берег, продолжая рубить убегавших. Карабинеры спешились у самой кромки воды и открыли огонь, поддерживая прорыв русской кавалерии, вонзившейся в самую гущу основных сил поляков. Только казаки подчинились оравшему благим матом Спиридонову и на другой берег не сунулись.
Поляков, спешно набранных в солдаты в воеводствах Королевской Пруссии, Померании, Померелии и Поморье, отошедших Фридриху после первого раздела Речи Посполитой, успели научить шагать в ногу, перестраиваться в колонну, сбиваться каре и слаженно стрелять. Но реагировать быстро на изменение обстановки они не умели. Внезапно выросшая в ста шагах русская конница вогнала их в ступор.
— Plutong-Schiessen! — завопили прусские офицеры.
— Фойер! Фойер! — вторили им капралы. Их палки загуляли по плечам и коленям растерявшихся солдат.
Все принудительно собранные армии комплектовались из люда дерзкого и буйного, от которого старались избавиться местные общины. В русской армии, к примеру, бытовало мнение, высказанное Петром Паниным, что «за свою отдачу рекруты всегда дышат, особливо в первоначальное время, самим злодейством и мщением». Поляки исключением не были. Вместо слаженного залпа по-взводно, они ответили на команды офицеров нестройным беглым огнем и хмурыми искосыми взглядами на немчуру. А через несколько минут им стало не до вынашивания планов поквитаться. На них навалились гусары.
Частая стальная гребенка из штыков сбила наступательный порыв сатинцев. Они заметались между отдельными каре, теряя все больше и больше людей. Падали кони, катились на землю
— Отступ! Отступ! Горнист сигнал к ретираде! — возбужденно кричал полковник, крутясь в седле, отбивая штыки и силясь зацепить хоть кого-то своей саблей.
Запели трубы. Гусары поворачивали коней и уходили за реку. В последней группе скакал Сатин, смело направив своего коня на горящий мост.
Громыхнули польские пушки. Ядро скользнуло вдоль лошадиного бока, срезав полковнику ногу по колено. Он упал неудачно с седла, прямо на простреленную на последней войне с турками левую руку. Закричал от боли, сразу не сообразив, что лишился ноги.
— Забери моего Георгия, — сунул в руку склонившемуся к нему гусару сорванный с груди орден и потерял сознание.
Языки пламени уже лизали тело полковника, заставив отпрянуть и убраться с моста всех, кто хотел его вытащить.
Русский авангард предпочел перестроиться и отступить. Поляки посчитали, что раз поле боя за ними, то они победили. Навели несколько мостов и более организованно начали переправу.
Браницкий ткнул пальцем в просторную плавно повышающаюся равнину за рекой.
— Русские близко, а здесь отличное место для генерального сражения. Справа болото — отличная защита для фланга моих полков. Готов занять там позицию.
— Тогда я встану на левом фланге, а по центру поставим польскую кавалерию и волонтерские полки — тут же профессионально, буквально на коленке, набросал план битвы фон Гинденбург — Маркиз де Пугачев всегда сидит в обороне. Наступать придется нам. Центр сымитирует атаку. Русские бросят туда резервы, и тогда я проведу нашу косую атаку. Небольшой подъем мне не помеха. Единственное, о чем прошу — прикрыть мой фланг от казаков.
— Звучит убедительно, — дребезжащим голосом подтвердил Чарторыйский, на которого было возложено общее командование. — Давайте проследуем в деревню Алфимово, раз другой все равно нету. Устроимся в какой-нибудь избе и обсудим детали. Лучше эта богом забытая дыра на болоте, чем ночевка в палатках в такую сырость. Там и разместим мой штаб, а также стянем туда обоз. Завтра болото на другом берегу и полки коронного гетмана станут отличным прикрытием.
— Позвать Романуса на совещание? — поинтересовался Огинский.
— Я ему после Смоленска не доверяю, — хмуро бросил Радзивилл, и все согласно закивали.
Чарторыйский задумался.
— Тогда оставим русскую кавалерию на этом берегу охранять мосты.
— Вы слышали, генерал, историю моей дуэли с печально известным Казановой? — загадочно спросил Браницкий, подхватив под руку фон Гинденбурга и увлекая его за группой магнатов, поспешивших в деревню, чтобы выбрать себе лучшую избу.
Изумленный пруссак не нашелся с ответом. Он знал, что коронному гетману Людовик XV пожаловал графский титул, и не решился нагрубить аристократу. Будь на его месте простой шляхтич, послал бы не задумываясь к черту.