Опороченная
Шрифт:
Я громко стону.
Наверное, дело в том, что она ненавидит меня так же сильно, как и я ее, а ее неприязнь ко мне только делает меня тверже, словно я какой-то больной ублюдок.
— Увидишь, — это все, что я говорю, когда она начинает беспокоиться, и я чертовски стараюсь не смотреть на нее. На то, как ее длинные ноги едва прикрыты юбкой платья, которое она носит, или на то, как каждый раз, когда она двигается на своем сидении, я могу немного увидеть ее трусики и…
Я болезненно тверд, мой член упирается в молнию, и я знаю, что не смогу найти облегчения. Только
Нет, в следующий раз, когда она придет ко мне, это будет по ее собственной воле, и она будет умолять меня трахнуть ее.
Мне просто нужно взять себя в руки, чтобы снова не облажаться, как прошлой ночью. При всей моей неприязни к ней, она заставляет меня вести себя не свойственно себе.
Может, дело в том, что я слишком давно не трахался. А может, дело в ее неземной красоте, потому что нет в мире человека, который бы не признал, что она — образец женской красоты. Черт, я сомневаюсь, что найдется кто-то, кто осмелится сказать, что она просто эффектная.
Да, должно быть, дело в этом. Ее красота, должно быть, дурманит мои мозги, потому что я ни за что на свете не полюбил бы такую гарпию, как она.
Она испорченная, злобная и откровенно мерзкая.
Выходка с лошадиной спермой и многочисленные видео, на которых я вымазан в ней, распространяемые в интернете, говорят мне об этом же.
Но даже при девяноста процентах отрицательных качеств в ней все равно есть что-то такое, что заставляет меня сходить с ума при мысли о том, что кто-то посмеет приблизиться к ней. Я готов был убить того парня за то, что он обнял ее.
Это ненормально.
Я заезжаю на парковку клиники, и поправляю штаны, когда выхожу из машины, чтобы моя эрекция была не так заметна.
Затем я почти тащу ее в лабораторию.
— Что мы здесь делаем? — она хмурится, когда видит, что это клиника.
— Ты сдаешь анализы, — говорю я ей, не слишком любезно.
— Анализы? Что ты имеешь в виду?
— Увидишь, — ворчу я.
Открыв дверь, я быстро беру два бланка и внимательно смотрю, как она заполняет свой.
— ЗППП? — Джианна хмурится, когда читает мелкий шрифт. — Зачем? — она поднимает на меня взгляд и чееерт… Если ангелы когда-нибудь спустятся на землю, они будут похожи на нее. Но они точно не будут такими грубыми.
— Мне нужно знать, что ты не заразила меня какой-нибудь странной дрянью, — отвечаю я ей, забирая у нее бланк и ставя галочки в графах для проверки на все болезни.
— Может, это ты меня чем-то заразил, — хмыкает она, задирая нос.
— Да ну, — фыркаю я. — Твой красивый рот — единственное место, где я побывал за долгое время. — Хватаю ее за челюсть, поворачивая лицом к себе. — Чего нельзя сказать о тебе, — я стискиваю зубы, произнося эти слова вслух. Мысль о том, что другой может прикоснуться к ней, или, что еще хуже, что она будет приветствовать эти прикосновения, выводит меня из равновесия.
— Ты мудак, — шипит она на меня, наконец-то показав свои когти.
—
Но я не захожу дальше. Нет, я не могу зайти дальше. Потому что я знаю, что если я почувствую вкус этих губ, она будет лежать на спине, раздвинув ноги, не заботясь о том, кто смотрит.
Блядь! Мне нужно взять себя в руки.
Отнеся анкету в регистратуру, я жду, пока нас вызовут, чтобы взять кровь. Когда наступает очередь Джианны, я не отхожу от нее ни на шаг, следя за каждым шагом, чтобы она прошла через это.
Она молчит, пока мы возвращаемся к машине, и я понимаю, что она молча злится на меня, поэтому я просто жду, когда придет время для ее вспышки — зная, что она неминуема.
— Я тебя ненавижу, — выплевывает она, держась за руку, из которой у нее брали кровь.
— Это взаимно, — ухмыляюсь я.
— Правда? С того места, где я стояла, так не казалось, — она поднимает на меня бровь. — Ну, знаешь, на коленях, с твоим членом во рту, — она делает болезненное выражение лица, пытаясь показать мне, насколько я ей противен.
— Но в этом-то все и дело. Ты хороша для перепихона. А вот для всего остального… — я прервался, наслаждаясь быстрой вспышкой возмущения, которая пересекает ее черты.
— Надо же, сказал парень, которому приходится шантажировать кого-то, чтобы ему отсосали, — уголок ее рта кривится. — Вот почему прошло столько времени, не так ли? — на ее лице появляется жестокая улыбка. — С таким лицом тебе только и остаётся что заставлять.
— Осторожнее, солнышко, — предупреждаю я ее.
— Но в этом-то все и дело, так ведь? — продолжает Джианна подначивать меня, и я вижу, как ей это нравится. Она наклоняется ко мне на своем сиденье, ее лицо близко к моему, когда она двигается медленно, почти чувственно. — Даже шлюхи смеются над твоими деньгами, не так ли? Как кто-либо может хотеть смотреть на это? — поднимает палец, чтобы провести по шраму над моей бровью.
Я напрягаюсь, ее прикосновение ко мне — последняя капля.
Не успеваю я опомниться, как моя рука оказывается на ее шее, я прижимаю ее спиной к сиденью и устраиваюсь на ней сверху.
— Что такое, шавка? — она хлопает ресницами. — Только не говори мне, что теперь ты меня трахнешь? Это следующий шаг, чтобы ты не рассказал моему отцу мой секрет?
Даже с моей рукой на ее горле, она наклоняется ближе ко мне, ее губы близко к моему уху.
— Сделай это. Трахни меня. Кто знает, может, мне это даже понравится, — дразнит Джианна, и делает паузу, чтобы лизнуть мочку моего уха. — А может, я просто заражу тебя еще большим количеством венерических заболеваний. Почему бы тебе не выяснить это? — спрашивает она соблазнительным голосом, и, черт возьми, если это не посылает идеальный сигнал моему члену.