Опороченная
Шрифт:
Мне требуется все, чтобы оттолкнуть ее, вернуться на свое место, застегнуть ремень безопасности и стараться не обращать внимания на то, как она раскинулась на сиденье, ее платье задрано слишком высоко, ее трусики…
Я влип.
— Я работаю над этим. Я уже говорил тебе об этом, — скрежещу
— Басс, — называет он меня по имени, чего он почти никогда не делает. — Только на этой неделе у Бенедикто было несколько встреч. Он скоро найдет кого-нибудь, а мы не можем позволить, чтобы это случилось, не так ли?
— Почему ты так настроен против Гуэрра? Потому что это больше не похоже на игру, Циско. Это кажется личным.
— Мое дело — это мое дело, — говорит он, его тон резковат. — Тебе этого знать не нужно. Тебе нужно только следовать приказам и выполнять эту чертову работу. Что сложного в том, чтобы трахнуть шлюху, дядя? Подними ее юбку, трахни ее, уничтожь ее, и дело сделано.
Не знаю почему то, что назвал Джианну шлюхой, меня задело. Особенно когда он продолжает подробно описывать, как я должен осветить ее падение с небес на весь мир.
Я с самого начала настороженно относился к этой миссии, но теперь…?
— И я сказал тебе, что сделаю это, но в своем темпе. Не волнуйся. У тебя будет очень публичное зрелище, — говорю я, вешая трубку и бросая телефон на кровать.
Черт, Циско без остановки напоминал мне закончить миссию. И как я ему сказал, я сделаю это. Рано или поздно. Но это будет на моих условиях.
И все же, даже если трах с маленькой избалованной мисс может стать кульминацией всех моих фантазий, я немного не хочу делать это так публично. Я знаю, какая она мерзкая штучка. И я знаю все о нашей вражде с Гуэррой. Тем не менее, я начинаю сомневаться во всей этой затее.
Блядь!
Она обвела меня вокруг пальца, этой точно. Может быть, если я все-таки трахну ее, то смогу более объективно взглянуть на вещи.
Это похоть. Чистая, чистейшая похоть, которая становится еще более сильной от того, что я ненавижу себя за то, что так сильно ее желаю.
Открыв дверь на балкон, я облокачиваюсь на перила, вдыхая свежий ночной воздух и жалея, что у меня нет сигареты. Это, наверняка, облегчило бы ту пустоту, которую я чувствую внутри. Но я зарекся от них в тюрьме, когда кто-то продал мне подделку, из-за которой я попал в больницу на неделю. Кто знает, какое ядовитое вещество они положили внутрь, но это была не первая и не последняя попытка.
Единственное хорошее в этой миссии, — то, что она отвлекла меня от мыслей о недавно обретенной свободе. Это, конечно, не дало мне времени подумать о том, как сильно изменился мир всего за пять лет. Но это не отменяет того беспокойства, которое вызывает у меня выполнение этого задания.
Я ни разу не оспаривал приказ своего босса. Мне никогда не приходилось.
Но сейчас? Даже зная то, что я знаю о Джианне, и видя воочию, как она обращается с другими людьми, какая-то часть меня не хочет освещать ее унижение на весь мир.
Но при всех моих сомнениях, я в
Мое влечение к ней вторично.
Снизу доносится какой-то шум, и я наклоняюсь, чтобы увидеть, как маленькая избалованная мисс выходит в ночь, на цыпочках пробираясь по саду, оглядываясь направо и налево.
Что она задумала?
Как только эта мысль приходит мне в голову, я замираю. Что, если она с кем-то встречается?
— Черт побери! — пробормотал я, выбегая из комнаты по горячим следам.
Мысль о том, что у нее тайные встречи с каким-то мальчишкой посреди ночи, сводит меня с ума. Поэтому я ускоряю шаг, стараясь быть таким же незаметным, как она.
Пересекая сад, я снова замечаю ее на другом конце участка. Она стоит напротив забора, и что-то подбирает с земли.
Любовное письмо? Опять наркотики?
Черт, в моем воображении созревают всевозможные сценарии, но ни один из них никак не способствует моему настроению. Не тогда, когда все, чего я хочу, — это подойти к ней, прижать ее к себе и потребовать, чтобы она сказала мне, с кем встречается.
А потом убить его.
Проклятие! Я видел, к чему привело убийство мирного жителя, и все же я подумываю сделать это снова. Неоднократно. Столько раз, сколько нужно, чтобы убрать любой соблазн с ее стороны.
Я подхожу ближе к тому месту, где она стоит, все еще стараясь держаться в тени.
На ней розовый халат поверх легкой ночнушки. Но даже несмотря на весь этот материал, закрывающий ее кожу, я вижу очертания ее груди, то, как ее соски проглядывают сквозь почти прозрачную накидку.
И вот так я возвращаюсь в ночь вечеринки, когда приник ртом к этим округлым грудям. Когда сосал ее кожу, и ее вкус запечатлелся на моем языке.
В тот момент, когда мне уже не терпится увидеть, что она делает, она выпрямляется, делает несколько шагов назад, но все еще смотрит на землю. Только когда она слегка сдвигается вправо, опускаясь на колени на траву, я наконец вижу, что она делает.
— Будь я проклят, — вырывается у меня прежде, чем я успеваю сдержаться.
Она сидит на земле, и у нее такое выражение лица, какого я никогда не видел на ее лице до этого момента. Она выглядит… удовлетворенной. Ее губы растянуты в непринужденной улыбке, глаза прищурены. Даже в темноте ночи я могу сказать, что они искрятся радостью. В ее чертах есть какая-то легкость, которая меня просто завораживает. Это не просто физическая красота — а она обладает ею в избытке.
Нет, есть что-то такое в ней сейчас, в ее стихии, что заставляет мое сердце биться.
Окруженная зеленью травы и купающаяся в лунном свете, она выглядит как лесная нимфа, спустившаяся с небес, чтобы сжалиться над простыми смертными и позволить им взглянуть на ее красоту.
Потому что, когда я продолжаю наблюдать за ее улыбкой, этой чертовски ослепительной улыбкой, от которой мой пульс учащается от потребности, я осознаю, что невозможно, чтобы кто-то выглядел так.
Ехидство исчезло с ее лица, я словно смотрю на другую Джианну.