Оппозиция

Михайлова Ирина Анатольевна

– Зато никто не врёт, - сказал Данил, - и не скрывается. И не боится.

– А может, ты - оппозиционер?

Данил вздрогнул от этого слова.

Так вот кто он. Оппозиционер. Он повторил про себя. Он не смог бы его написать - не знал, как точно пишется. Сложное слово. Но он слышал его много раз. Оппозиционер.

Но оппозиционеры - не здесь. Они - в тюрьме, под следствием. Они - вне закона. Как он может быть им?

И всё-таки - неужели - это он.

Оппозиционер.

– А мать тебе не жалко?
– директор всё

не отпускал Данила.

– А что - мать?

– Ну что - из школы тебя выгонять, из института тоже. Ты, кстати, куда поступаешь?

– Не знаю.

– Значит, в армию пойдёшь. Ну, в армии придётся вставать.

– Вы только насилием всего добиваетесь. Пугаете. Выгонят, армия. Выгоняйте. Я не боюсь.

Директор пристально посмотрел на Данилу.

– Я боюсь, - сказал директор.

– Вы?
– тут уже Данил посмотрел на него, - вы-то что?

– Ну как что? А если все так, как ты? Представляешь, что в школе будет? Ты не встанешь, потом весь класс не встанет. Потом вся школа. И начнётся. Сначала ты сядешь, потом Игорь Александрович сядет, потом я сяду. Ты-то станешь мучеником за идею, напишешь в Интернет свой. А я что? Меня как директора куда? На Лубянку? Ты знаешь, что такое Лубянка? Рассказывали вам на истории?

– Рассказывали.

– Ну вот. Мы там с тобой и встретимся. Только ты - добровольно. А я - принудительно. У тебя девочка есть?

Данил молчал.

– И что - она тоже... такая же?

Данил молчал.

– Ну вот. Что же, ты будешь революцию делать, а она с тобой по колониям мотаться?

Данил молчал. Оппозиция. Революция. Колония. Теперь это были другие слова.

Оля.... Про Олю он не подумал. Что мать будет переживать - это понятно. Но Оля. Оля - это другое.

– У тебя вроде отца нет? Одна мать?
– спросил директор.

– А какое это имеет значение?

– А что с отцом?

– Умер.

– Пил?

– Нет.

– А мать где работает?

– В журнале написано.

– Можешь и не говорить. Без тебя всё знаю. Денег у тебя немного, живёте одни. Помогать некому. Всё знаю и так. И без журнала. Тебе твои друзья не помогут. Никто им не помог, когда...
– директор не договорил.

Но Данил понял - что "когда"... Сам про это шёпотом говорил Диме.

– Иди, Данил, погуляй, подумай. Но чтобы больше не выкидывал этих штук, понял?

Данил встал.

– А знаешь, что смешно, - сказал вдруг директор, - я, когда в Афгане работал, то у них так было. Пятьдесят человек в классе сидят. Но мимо рядов ходит надзиратель с хлыстом. И если кто из них голову поднимет - он его этим хлыстом и лупит. Вот такой порядок. Такое государство. У вас ещё ничего.

Данил ничего не ответил и вышел.

У кабинета уже стояли одноклассники. И среди них Олег.

– Ну что?
– спросили все.

– Ничего.

– Родителей вызовут?

– Нет, ничего не будет.

Данил попытался протиснуться сквозь

толпу парней.

Все расступились, кроме Олега.

– Ты что, идиот?
– сказал он в спину.
– Нам экзамены сдавать. Ты нам уроки срываешь. Не дай бог у меня балы будут низкие. Отец сказал - грохнет.

Данил остановился. Олег смотрел прямо на него. Казалось, он его ударит. Но он отступил.

Пятница

(Артём)

По пятницам Артём в школу не ходил. В пятницу и в выходные много работы - и Артём сидел безвылазно в шиномонтаже.

Данил зашёл вместо школы к нему.

– Ты чё не в школе?
– спросил Артём.

Данил махнул рукой. Рассказывать про всё не хотелось.

– Может, покурим?
– спросил он.

– Пойдём.

Шиномонтаж, где работал Артём, был в самой плохой части района. На окраине - около железнодорожных путей. Обычно там никто никогда не гулял. Иногда оттуда слышался лай собак и ругань. Все - и люди, и звери - выясняли отношения именно там. Шум поездов заглушал всё - и можно было устраивать драки и не бояться, что кто-то увидит или услышит.

Отец рассказывал Даниле, как в 90-е годы здесь собирались компании и делили территорию района. И как отец Олега именно тогда и именно здесь забрал себе одну из качалок, принадлежавших кому-то другому. Как именно забрал - отец не рассказывал. Но было и так понятно. И Данил, когда бывал здесь, с опаской смотрел на холм перед железнодорожной линией - где можно было зарыть всё, что угодно.

– Слушай, - сказал Данил, когда Артём закурил, - у тебя квартиры свободной нет на выходные?

– А тебе зачем?

– Надо.

– Для Оли?

– Да.

– Для Оли нет. Ей же нормальную надо.

– Наверное.

– Нормальной нет. Развал только. Бомжатники. С девкой зависнуть можно. С Олей - нет. Ты сними на сутки. Мы снимаем с парнями, если надо затусить с нормальными девчонками.

– А сколько это?

– Рубля два.

Два рубля - это значит, две тысячи. Артём почему-то говорил только так. Точно принижая важность такой большой суммы.

– А где я возьму? У меня нет.

– А мать?

– А что я скажу? Да и не хочу я у матери.

– Одолжи у нас. Четыре смены - и отдашь.

Данил смотрел на ров - какой-то мужик, хромая, переходил пути. Грязный весь, лохматый. Или бомж, или пьяный просто.

– Слушай, а тебя устраивает вот так?
– спросил Данил.

– Как - так?
– не понял Артём.

– Ну вот так. Целый день работаешь. Не учишься толком.

– Ну что делать.

– А что, родители не помогают что ли?

– Ну ты чё, не знаешь?

Данил знал, конечно. Все знали. Артём был приёмный. Льготник, как его называли в школе. Поэтому не мог ничего просить. Его и в десятый класс взяли, потому что льготник.