Оранж
Шрифт:
Вот я пролетарием стал и живу.
А чёрт, что хвалился мольбой у оклада,
всё ж дьяволу служит в безбожном миру!
Успешная диверсия
Вокруг суматошная, жаркая полночь.
Успешная миссия! Взрыв и огонь.
Но вдруг разъярённая, грозная сволочь
погоню устроила, будто бы гон.
Атака преследует
сирена же воет, как сотня волков.
Запрыгнув в каноэ под лунною свечкой,
вращаю я вёслами меж бережков.
От пуль уплываю, живу, уклоняюсь,
сумев увернуться от пары гранат,
посильно гребу и ответно сражаюсь
средь сумрака ночи, который как ад.
Не смог отстреляться от вражеской стаи.
Плыву как по Стиксу среди катакомб.
Внезапно слабею, склоняюсь и таю,
и падаю в лодку, как будто бы в гроб.
Нанесение
Чёрный пигмент пробирается в дерму,
крася мою пролетарскую плоть,
еле цепляя подкожные нервы
и вызывая запрятанный пот.
Сверху штрихуя водой акварельной,
кольщик всей радугой бьёт лепестки.
Иглы работают тонко, прицельно,
будто бы с кожи счищая куски.
Плотный узор разноцветно играет
и составляет всенотный букет,
красочным шармом плечо орошая,
льёт семицветный, живой пересвет.
Ленты гуаши красуются дивно,
будто цветы на пейзажах лугов,
прямо на теле мудрейшем, спортивном,
вмиг украшая шамана стихов.
Илье Дедову
Еврейский вариант феномена «Бог»
Господь кровожадный устроил потоп,
спалил навсегда и Содом, и Гоморру.
Он знал о Змее и что будет потом,
о сыне внебрачном Иисусе, о горе.
Делец ясновидящ и чертит свой план,
всеведущ, всесилен, бессловен и вечен,
бесплотен, бесформенен истинный стан,
всеумен, незрим, всемогущ, бесконечен.
Себя даровал лишь еврейским мужам.
Дух любит все жертвы из люда,
При этом, земное – грешно или срам,
а сам без желудка в эдемской рутине.
Небесный хозяин в безвременьи жив.
Но жив ли, коль войны и несправедливость?
Хочу, умерев и в могиле остыв,
увидеть его и спросить за гневливость…
Алкающий
В сентябрьской келье печали и кофе.
Квартирная форма – тюремный острог,
в котором молчит горбоносый мой профиль,
какой ничего в этой жизни не смог,
а также смириться с бесстыдством и ложью,
приказами, что изводили живых,
начальством, бубнившим про истины божьи,
но делавшим зло для потех несвятых.
Прохлада за окнами и под рубахой
пророчат простуду, тоску иль запой.
Порою хочу оказаться на плахе,
чтоб вмиг распрощаться с чудной головой.
Она ведь умна чересчур и напрасно
средь мира, где ум не в почёте, увы.
С ней, хоть интересно, но тяжко, опасно,
к тому же, трагичны, разумны все сны.
В просторности города скудно и тесно,
как это ни странно, но всё ж это так!
Жить честно средь каменных, жалких, бесчестных
мне не получается или в напряг.
Наверное, чуждый, бракованный с детства,
воспитанный делать добро и не красть,
стремиться из ямы, ночи, декадентства.
Но ныне иные структура и власть.
Большой диссонанс, нестыковка с отчизной,
что топит и ввысь не даёт улететь.
Поэтому болен состав организма
и средь одиночества жаждет лишь смерть.
Отсутствие какофонии и диссонанса
Тут рай, гармония, волшебный консонанс,
безбрежный кайф и благо всех эвфоний,
что аж вхожу в нирвану, чистый транс,
забыв про муть, потоки дисгармоний.
Во мне покой и радужный прилив.
И нет вокруг привычного разлада.