Оратор
Шрифт:
Ритм: введение (168–174)
(168) Итак, допустим, что мы познакомились и с этими ритмами: теперь выясним, что собой представляет третий вид ритмичной и складной речи. Кто его не чувствует, у того не знаю, что за уши и чем он вообще похож на человека. Во всяком случае, мой слух радуется законченным и полным периодам, ощущает кургузые и не терпит растянутых. Но зачем говорить обо мне? Я видел, как целые собрания встречали одобрительными криками складно оконченные фразы. Ведь слух ожидает, чтобы мысль была представлена стройными словами.
"Но этого не было у древних!" [169] Да, только этого, пожалуй, и не было: ибо и слова они умели отбирать, и мысли находить важные и приятные, но мало заботились об их связности и полноте.
(169) "Это-то мне и нравится", – говорят некоторые. – Что ж, если старинная живопись [170] с малым количеством красок славится больше, чем нынешняя, усовершенствованная,
169
Но этого не было у древних – возражение мнимого собеседника-аттициста.
170
Старинная живопись – см. Б, 70.
(170) Тем не менее, когда мы говорим, что в той или иной судебной или политической [171] речи имеется ритм, само это слово вызывает недовольство. Кажется, что если сам оратор стремится в речи к ритму, этим он прилагает слишком уж много стараний к тому, чтобы пленить слух. Основываясь на этом, эти люди и сами говорят отрывистыми и обрубленными фразами, и порицают тех, кто ведет речь складно и законченно. Такие порицания справедливы, если в этой речи слова пустые и мысли легковесные; но если в ней достойное содержание и отборные слова, то почему они предпочитают, чтобы речь хромала и спотыкалась, а не шла вровень с мыслью? Ведь этот пресловутый ритм ничего иного не означает, кроме того, что слова складно охватывают мысль; а это было также и у древних, но по большей части – случайно, а часто – благодаря природному чутью; и то, что у них особенно хвалят, почти всегда хвалят как раз за закругленную форму.
171
В судебной или политической – опять напоминание, что эпидиктические речи в счет не идут.
(171) У греков этот прием пользуется признанием по крайней мере около четырехсот лет [172] , а мы его только недавно усвоили. И если Энний мог говорить в осуждение своим предшественникам [173] :
Тем стихом, каким вещуны певали да фавны, –
то почему мне нельзя таким же образом отозваться о древних? ведь я даже не собираюсь сказать, как он:
...Прежде, чем я не открыл иной, –
172
Около четырехсот лет – со времен Фрасимаха и Горгия.
173
Энний, "Анналы", отр. 214 по Фалену; речь идет о сатурнийском стихе, каким писал его предшественник Невий.
ибо я и читал и слышал таких ораторов, речь которых закруглялась почти с совершенством. Но тем, кто на это не способен, мало того, что их не презирают: они требуют, чтобы их хвалили. Тех писателей, которых они объявляют своими образцами, я готов хвалить, хотя и сознаю их недостатки; однако самих подражателей хвалить не за что, потому что они перенимают только слабости образцов и совершенно чужды их достоинств.
(172) Но что делать, если слух их так нечеловечески груб, что на них не действует даже авторитет самых ученых мужей? Не говорю об Исократе с его учениками Эфором и Навкратом, хотя эти изобретательнейшие творцы разработки и украшения речи должны были и сами быть величайшими ораторами. Но кто же всех ученее, всех проницательнее, всех строже в изобретении и оценке, если не Аристотель, который к тому же был непримиримым врагом Исократа? Между тем и он стиха в речи не допускает, ритма же требует. Его слушатель Феодект, писатель изящный, по мнению самого Аристотеля, а также и теоретик, думает так же и дает такие же советы; а Феофраст говорит о том же самом с еще большей обстоятельностью. Так можно ли мириться с теми, кто не признают этих авторитетов? разве только они вообще не знают об этих наставлениях.
(173) А если это так – иначе я не могу и думать, – то неужели им не подсказывает того же собственное чутье? Неужели они не ощущают ни пустот, ни недоделок, ни кургузости, ни спотыкливости, ни растянутости? Целый театр поднимает крик, если в стихе окажется хоть один слог дольше или короче, чем следует, хотя толпа зрителей и не знает стоп, не владеет ритмами и не понимает, что, почему и в чем оскорбило ее слух; однако сама природа вложила в наши уши чуткость к долготам
(174) Так хочешь ли ты, Брут, чтобы мы изъяснили этот вопрос даже более подробно, чем те, от кого мы почерпнули свои знания [174] или же можно удовольствоваться сказанным этими последними? Но зачем я спрашиваю о твоем желании, если сам я вижу по твоему ученому письму, что именно этого ты хочешь больше всего? В таком случае мы прежде всего изъясним происхождение, затем причину, затем сущность и, наконец, самое употребление речи складной и ритмичной [175] .
174
Те,от кого мы почерпнули свои знания – Аристотель и Феофраст.
175
Намечаемый план раздела о ритме: происхождение, § 174-176; причина § 177-178; сущность, § 179-203; употребление, § 204-233.
Ритм: происхождение (175–176)
Те, кто восхищаются [176] Исократом, вменяют ему в высшее достоинство то, что он первый ввел ритмы в беспорядочную речь. Говорят, что он, увидав, с какою суровостью слушают ораторов и с каким удовольствием – поэтов, обратился к ритмам и стал ими пользоваться в речах как для приятности, так и для того, чтобы развеять скуку разнообразием.
(175) Отчасти этот рассказ верен, но не целиком. Действительно, нельзя не признать, что Исократ превзошел всех своей ученостью в этом роде, однако первым изобретателем был Фрасимах, чьи сохранившиеся сочинения все показывают даже чрезмерную заботу о ритме. К тому же, я уже сказал [177] , что соединять равное с равным, вводить сходные окончания и соотносить противоположное с противоположным, что само собой и без всякого старания обычно создает ритмическую завершенность, первым стал Горгий, но пользовался этим неумеренно. Это, как было сказано [178] , второй вид сочетания слов из трех перечисленных.
176
Те,кто восхищаются... – по-видимому, прежде всего Навкрат ("Об ораторе", III, 173).
177
Я уже сказал – § 165.
178
Как было сказано – § 149.
(176) Оба они были старше Исократа [179] , так что он опередил их не в изобретении, а в искусном владении. В самом деле, насколько он осторожнее в переносных выражениях и в сочинении новых слов, настолько же он сдержаннее и в отношении ритма. Горгий был слишком неравнодушен к этому роду и, по его собственным словам, без меры злоупотреблял его красотами; Исократ же, хотя и слушал еще мальчиком в Фессалии престарелого Горгия [180] , распоряжался ими с умеренностью. Более того, чем старше он становился, – а прожил он почти сто лет, – тем больше он освобождался от излишней навязчивости ритмов, и сам об этом заявлял уже глубоким стариком в сочинении, посвященном Филиппу Македонскому [181] , где он говорит, что уже не так служит ритмам, как обычно служил. Так совершенствовал он не только своих предшественников, но даже самого себя.
179
Горгий родился ок. 496 г., Фрасимах – ок. 455 г., Исократ – в 436 г.
180
Обучение Исократа у Горгия – явная легенда.
181
Речь "Филипп" была написана Исократом в 346 г., когда ему было 90 лет; в ней он говорит (§ 27-28) "Ведь я не прикрашиваю мой слог звучным ритмом и пестрым стилем, которым я и сам пользовался в молодости, и других учил пользоваться, чтобы речь от этого становилась одновременно и приятней и убедительней; нет, в мои годы я на это уже неспособен, и мне довольно, если я сумею просто изложить вам факты...".
Ритм: причина (177–178)
(177) Теперь, зная, что творцами и начинателями складной речи были названные нами писатели, и выяснив таким образом происхождение ритма, обратимся к его причине. Она настолько ясна, что удивительно, как на нее не обратили внимания древние, тем более что и они, как это бывает, нередко случайно говорили закругленно и складно. А раз это задевало душу и слух людей, так что легко было заметить, как приятно прозвучал непроизвольно вылившийся оборот речи, то следовало бы запомнить этот прием и подражать самим себе.