Орбита мира

Лапиков Михаил Александрович

– Интересно, как они тут ухитрились так с ума посходить?
– задумался вполголоса Степняков.
– У нас ведь тоже хотели, но обошлось же как-то.

– А он тебе сейчас объяснит, как, - мрачно ответил Бороденко.
– Давление только уравняется в шлюзовом, и объяснит.

Гул механизмов шлюза без постоянного фона научных и бытовых компонентов станции оказался слышим куда отчётливей, чем прежде. С учётом того, кто находился сейчас на другой стороне герметичного люка, это пугало.

– Слышь, Юлий, - тихо сказал медик.
– А нас-то больше.

– Что?
–

не понял Бороденко.
– Айболит, ты о чём?

– Четверо против одного, - пояснил Степняков.
– Пусть даже и с винтовкой. Он уже внутрь забрался, теперь ему нас просто снаружи расстрелять не получится.

– Жить хочет, вот и забрался, - буркнул Юлий Бороденко.
– Чем ему там дышать снаружи после такого прыжка через космос, подгузником своим?

– Так я к чему веду, - медик перешёл на лихорадочный шёпот.
– Он там один. Пусть и с винтовкой. Напуган. Воздуха нет. Компрессионка у него точно. Руки трясутся. Жара на борту, а ему даже толком не раздеться. С Васильева ручьём текло.

– Зато у него ружьё, - мрачно сказал Бороденко.

– А у нас?
– тут же откликнулся Степняков.
– У нас одних только пистолетов два!

– Как два?
– не понял бортинженер.
– Местный с одним пришёл!

– А в спускаче!
– напомнил медик.
– Трёхстволка и мачете!

– Да ты охренел!
– яростно прошипел бортинженер. Затем посмотрел на то, с какими напряжёнными фигурами ждут американца оба военных и задумался.

– Пошли!
– толкнул его в бок Степняков.
– Как-то не по душе мне эти пираты двадцатого века!

– А стрелять в него ты сам будешь, Айболит?
– спросил Бороденко.

– Да, - односложно произнёс в ответ медик.
– С потолка.

И демонстративно указал на разноцветные поверхности отсека. Действительно, хотя в невесомости можно было одинаково хорошо (точнее, одинаково плохо) работать под любым углом, станцию изначально красили в три разных цвета - для пола, стен и потолка отдельно. Расположение света, больших предметов, скоб и поручней этому примерно соответствовало. Подсознание гостей станции подстраивалось к этому раскладу ещё в первые минуты на борту - и сохраняло такое восприятие до конца полёта.

– А может получиться, - согласился Бороденко.
– Но что-то мне как-то не по себе.

– Мне тоже, - подтвердил Степняков и первым толкнулся ногами к внутренним отсекам станции.
– А что делать? Ты вот можешь гарантировать, что он тут просто не поубивает всех нафиг, именно потому, что один?

– Не могу, - Бороденко недовольно дёрнул головой и двинулся вслед за медиком.
– Чёрт с тобой!

Военные ухода двух гражданских специалистов так и не заметили. Крышка люка шлюзового отсека наконец пришла в движение. На борт станции окончательно поднялся американский орбитальный инспектор.

Прыжок через космос для него даром не прошёл. Ручное маневровое устройство, внутри станции полностью бесполезное, так и болталось в креплении на груди скафандра. За откинутыми забралом и светофильтром шлема виднелось насквозь мокрое от пота лицо с тёмными провалами глаз. Лётный скафандр

изначально кроили под работу полусидя-полулёжа в тесной кабине, поэтому американец в нём ещё и ощутимо сутулился.

За винтовку он цеплялся мёртвой хваткой.

– Руки за голову!
– с жутким акцентом потребовал американец.
– Сдать оружие!

– Это научная станция, - попытался объяснить Виталий Никитин. Понимаете? This is a science station! We have no weapons on board!

– Быстро!
– нервно потребовал его собеседник.
– Или я буду стрелять!

Нервничал он так, что того и гляди и правда мог открыть пальбу. Чего могут натворить в крохотном объёме станции почти в упор винтовочные пули командиру экипажа не хотелось и думать.

Подполковник Васильев посмотрел на закопчённый ствол в руках Шепарда, и медленно начал расстёгивать портупею. Саму кобуру он так и оставил закрытой на все защёлки и герметизирующий клапан. У американца это вопросов не вызвало. Он просто дождался, когда подполковник толкнёт кобуру в его сторону, поймал её за ремень и намотал его на свободную руку.

– Тут были ещё люди!
– заявил он.
– Они должны прийти сюда!

– They are civilians, - в очередной раз попытался урезонить его командир экипажа.
– Гражданский персонал. Не военные!

– Не важно!
– американец понял, что можно больше не мучить скудный запас слов из русско-английского военного разговорника и перешёл на свой родной язык.
– Немедленно зовите их сюда! Без глупостей!

– Юлий, Валентин!
– Никитин понял, что за время напряжённого диалога оба гражданских специалиста действительно куда-то пропали, и недовольно повысил голос.
– Тут американец очень волнуется. Вы бы шли уже сюда, пока он и правда стрелять не стал, а?

– Угу, мы придём, а он стрелять, мля, и начнёт, - буркнул из глубин станции врач.
– Это тебе, военному, легко, а нам под стволом торчать? Вот уж нахер!

Виталий Никитин на какое-то мгновение остался без слов. Чтобы всегда корректный медик в разговоре с ним перешёл едва ли не к мату в нарушение любой субординации, должно было произойти что-то небывалое.

– А оно и произошло!
– оторопело понял Никитин, и решил проблему чисто военным способом.

– Айболит!
– рявкнул он вглубь станции.
– Если ты не прилетишь сюда, закидывая ноги хорошо вперёд ушей, я тебе их сам выдерну и спички вставлю, понял? Оба пулей сюда!

Американец тяжело дышал. В скафандре жара и духота станции неминуемо брали своё. Открытый шлем не помогал. Ствол винтовки слегка покачивался между Васильевым и Никитиным.

– Быстро, - на своём чудовищном русском снова напомнил Шепард.
– Или я стреляю.

– Не надо, - попросил его Никитин.
– Они уже идут.

Действительно, из глубины отсеков слышались приглушённые голоса Бороденко и Степнякова. О чём те говорили, понять не получалось, но оба явно приближались.

– Hello, friend!
– с чудовищным русским акцентом заорал Бороденко, едва показался в отсеке.
– Peace! Tom Sawyer! Mark Twain! Chicken nuggets!