Орда
Шрифт:
Главный же гость — сам Великий князь Гедимин с парой сыновей, Витовт будет — наследник и Ольгерд. Естественно, и Любард, который сейчас Димитрий, с женой — дочерью Андрея Юрьевича Евфимией от первого брака пожалуют.
— Не тяни, Егорий, рассказывай про свадьбу и первую брачную ночь, — подтолкнул рясофора князь Владимирский.
— Говорят люди, сам-то не был на таких гульбищах… Ох, там, княже тако деется… После первого хм, вот, этого… того самого, ночью ещё, свахи или родители жениха заходят в опочивальню, чтобы забрать окровавленную после… хм, ну этого, простыню. Убедиться должны, что она будет окровавленной.
Пиршество же в это время продолжается. В невинности невесты желают же удостовериться, прости господи, не только родители жениха, но и все гости на свадьбе. По этой причине простыню вывешивают на видном месте в переднем углу. Наказание за нечистоту, если вдруг обнаружится, что невеста «нечиста», ее отцу прилюдно преподносят особую чарку с мёдом. В этом кубке не имеется дна. Далее-то понятно, отец берёт чарку, и мёд у него проливается на пол к стыду родичей невесты и гневу всех других гостей.
Жених опосля имеет право вернуть опозоренную хм… девицу — блудницу ее семье. Больше взять ее в жены никто не будет. Невесты же многи после сорому сего в омут али в прорубь кидаются, прости их господи. Токмо не всё это. Мало сего гостям. Родители, не сумевшие сохранить девушку для ее законного супруга, презираются, плюють им в след, а свахе, матери и сёстрам «нечестной» невесты вешают на шеи лошадиные хомуты и в таком виде водють по всему селищу или городу. И в этих плювать можно всем встречным поперечным, — перешёл на шёпот Егорий.
Уж не помнил в какой книге это Андрей Юрьевич прочёл, но выход он знал. И именно так и поступил. Объяснил пигалице, что будет делать, и зачем он это делает, и припасённым ножом себе палец порезал. Там той крови нужно-то чуть.
Хмельные родичи невесты и несколько владимирских бояр впёрлись в опочивальню, выдернули из-под утешающего князя пацанку простыню и убежали, сразу и рёв в зале устроили. Самое интересное, что даже король польский вломился в спальню и сильнее всех за простыню тянул.
— Не плачь, Ань, — продолжил успокаивать девицу ревущую профессор Виноградов, — Люба ты мне. Красивая, высокая, глаза золотые, а только годик с этим повременим. Знаешь ведь, что многие матери с первыми родами и сами умирают, и дитё погибает. А всё из-за того, что малы ещё. Подрастёшь, округлишься, хм, ну и тогда тово — этого. Успеется.
— А ребёночек. Люди ж видють?
— Это мои люди, я с ними разберусь. Не плачь, будет у тебя сын и дочки. Сын так вообще королём станет.
Анька всё одно ревела, а потом отрубилась. Ну, уедет вся эта камарилья и можно будет серьёзно с девочкой поговорить.
Кстати, насчёт поговорить. Анька — Альдона знала три языка. Знала латынь. Знала какой-то не сильно отличающийся от того, что был в Галицко-волынском княжестве вариант русского. Возможно, белорусский уже начал отделяться от общего восточнославянского (старорусинского), а может, и не был одним языком. Почему-то были же всякие поляне — древляне. Третий язык был жемайтский, ну или старо-литовский. Ну и, как и профессор Виноградов, на тройку с минус владела немецким. Каким-то диалектом немецкого. У Гедиминаса был пленный рыцарь крестоносец, который и учил его детей латыни и разным другим наукам, прорывались у него и немецкие слова, вот их Альдона
Но мысль про преподавателя немца, знающего латынь, в голове у Андрея Юрьевича застряла. Может попросить его у Гедимина в качестве свадебного подарка? Пора университет открывать.
Событие шестое
Велняс — чёрт, противник Перкунаса, восходит к божеству Велс. (Литовские боги).
Второе, что запомнилось со свадьбы — это сапоги и ботинки родичей, приехавших на свадьбу из Литвы и особенно из Польши с Мазовией.
А вот интересно, если он женился на дочери Гедиминаса, то теперь ему её братья шурины. Значит, Витовт и Ольгерд, приехавшие на свадьбу, ему шурины. А ещё они братья зятя Любарда — Димитрия. И кто они ему? Девери? Как это одним словом будет — шуридеверь?
Ну, да ладно, и шурины и поляки знатные и вся их свита заявилась разодетой по последней европейской моде. На ногах у них пулены. Ботинки это такие смешные без каблука. Название выдала под пытками теперь жена Анька. Пытал он её сгущёнкой. Ну, и что, что сахара нет. Зато есть мёд. Ничего страшного из-за замены, да вкус другой, но ведь никто не пробовал настоящей сгущёнки. А вот такую на меду Андрею Юрьевичу всегда жена к блинчикам делала. Рецепт элементарный. Покупается молоко или сливки, чуть подогреваются, туда вбухивается сухое молоко и мёд. Соотношение сухого и нормального молока один к одному. По стакану. И треть стакана мёда. Потом всё это миксером взбивается до однородной массы. Сгущёнка другая по вкусу, но по мнению профессора Виноградова намного вкуснее. А с блинчиками, так вообще на ура. Здесь, в четырнадцатом веке, всё не просто с сухим молоком, потому отстаивают несколько раз, сливая, а потом ложкой снимая сливки, и снова сутки отстаивая, получается, наверное, жирнее, но не менее вкусно.
Рецепт рассказал князь Владимирский тому монаху, что для него по указу епископа Афанасия еду готовит. Отец Михаил наловчился, теперь и для епископа такую штуку готовит. Много же дней в году, когда поститься не надо.
Про обувь братьев и ляхов Анька под сладкой пыткой поведала следующее…
Ах, да, пулены — это такая обувка с длинными носами. Смотрится совершенно по-клоунски. При этом на гостях можно сразу заметить, что длина носов и степень их загнутости отражает социальный статус хозяина.
Там всё не просто, как ему молодая жена объяснила. Длина носов строго регламентирована: принцам по крови было разрешено носить обувь с носами в две с половиной ступни, родовитым дворянам, ну там владельцам графств и княжеств — в две ступни, рыцарям — в полторы ступни, горожанам — в одну ступню, простолюдинам — в половину ступни. Правда, на вопрос профессора, а что кто-то ходит и с линейкой меряет, Альдона пожала воробьиными плечиками. Ну, правильно, кто же её в город выпустит посмотреть на горожан в пуленах.