Орден неудачников
Шрифт:
Он начал забывать матушку: он так редко её видел, пока она была жива, а когда умерла, не смог на неё посмотреть. Нет, он не видел никогда тела матери, там лежала совсем другая женщина, почти девочка — маленькая и хрупкая, она никак не могла быть его матерью. Нет, даже тела не было, только свёрток из грубой мешковины, серый с бурыми полосами. Ничего он больше не видел.
А тот, кому нужно было бы мстить, — если бы Чжан Вэйдэ вообще захотел мстить, — лежал сейчас вместе с другими в конце
— Брата с невесткой боюсь как огня, — прошелестел голос. — Вот письмецо бы под землю послать…
Таких жалостливых песенок Чжан Вэйдэ и сам мог бы вспомнить сколько угодно: про земли лучших полей, где бедняки обретут утешение, про несчастного сиротку, которого невестка держит в чёрном теле. Он даже подумывал так побираться, если с продажей талисманов и изгнанием из домов мелкой нечисти у него вдруг не заладится. Позорно, но на что не решишься от голода.
Вот только на самом деле он никогда не боялся старшего брата. Странно бояться того, кто даже не помнит о твоём существовании.
Ещё немного, подумал Чжан Вэйдэ, и он сам про себя забудет.
***
Внутри чайная была почти пуста, выпотрошена. Остался лишь перевёрнутый стол да несколько черепков от посуды. В спёртом воздухе неподвижно висела паутина.
Сун Юньхао сидел, скрестив ноги, посреди пустого зала. Его заострившееся, пожелтевшее лицо было запрокинуто, глаза закрыты.
Чжан Вэйдэ сидел перед ним, но давно упал бы, если бы его не поддерживала духовная сила — и рука — Сун Юньхао.
Тянь Жэнь упал на колени рядом с ними, наконец прижал пальцы к затихшему пульсу Чжан Вэйдэ.
— Его душа пока недалеко, — сказал Тянь Жэнь. — Ещё можно дозваться.
Сун Юньхао дёрнул головой — может, просто от боли.
Тянь Жэнь вытащил свёрток с иглами, быстро развернул на коленях. На миг вспомнил, что всего несколько дней вытащил часть этих игл из трупа Цзинь Пина. Конечно, он их много раз с тех пор очищал, и никакого вреда причинить они не могли. Не нужно вспоминать. Это было давно. Много лет назад. Всё равно он всегда путался во времени.
Он воткнул иглы в шесть акупунктурных точек на голове Сун Юньхао.
— Зачем? — сказал тот глухо.
— Мне нужно, чтобы ты меня слышал.
— Нет смысла.
— Пока ты его держишь, смысл есть.
Сун Юньхао даже в таком состоянии сумел сохранить связь силой давней выучки, но уйти вслед за Чжан Вэйдэ и попытаться призвать его назад уже не мог. Верная смерть для обоих — они просто заблудятся в общем кошмаре.
— Этот ранний приступ из-за твоей отсрочки? — спросил Сун Юньхао. — Ещё ведь не время.
— Нет. Это из-за тебя самого. Ты не хочешь слушать…
Тянь
Каждый раз, когда его обсчитывали на рынке, наставница говорила, смеясь: «Тянь Жэнь, ты славный мальчик, но до чего же робкий! Если весь ваш народ был таким, неудивительно, что вас перебили драконы или кто там это был. Держи-ка корзинку, я сама разберусь».
Он не пытался оправдаться в темнице. Не пытался возразить Цзинь Гану. Не нашёлся сегодня утром, когда Сун Юньхао отрезал, что решения великих орденов не его ума дело.
— Да, из-за меня, — сказал Сун Юньхао, тоже ставший вдруг до отвращения покорным. — Если б не моя глупая прихоть — порыбачить с утра, мы бы давно были в Иньчжоу.
— Это случайность. И смерть твоего господина…
— Что ты знаешь! Я запретил ему заходить внутрь. Но снаружи оказалось опаснее.
— И это всё ещё случайность.
— Та женщина из Линьаня. — Сун Юньхао на миг приоткрыл глаза. — Жена коменданта. Ты виноват, что они с ребёнком умерли?
— Да. Я ошибся как лекарь.
— Я ошибся как телохранитель.
Тянь Жэнь хотел сказать: «Это совсем другое», но некогда было объяснять. Глаза Сун Юньхао закрылись снова. Сердце билось так сильно, что не было нужды проверять пульс.
Тянь Жэнь не чувствовал больше страха. По крайней мере, такого страха, как недавно, когда вообразил, что Ло Мэнсюэ правда умерла, что речной дух утянул её в воду, и бросился к реке, где она умывала разрумянившееся лицо, а при виде его зарделась ещё сильнее и сказала: «Мы с Биси немного выпили — я не привыкла прямо с утра…»
Он чувствовал гнев. Гнев, лишённый ненависти, — Сун Юньхао, в конце концов, не желал никому зла, просто выбрал справедливость, как всегда выбирал. В такую же ярость Тянь Жэня приводили больные, которые упорно не желали исцеляться. Только прежде никто из них об этом не узнал.
— Ты здоров! — он сам изумился, что кричит так громко — даже паутина всколыхнулась. Наверно, он забрызгал бы всё вокруг слюной, если бы у него во рту осталась хоть капля слюны. — Давно здоров. Ты сам себя убиваешь!
Рот Сун Юньхао упрямо сжался. Так же, как в первую ночь, когда он обвинял орден Инхушэнь в неправедных делах.
Но сейчас это было слишком похоже на предсмертную гримасу. Вот с таким выражением лица он и уйдёт.
Времени не осталось совсем, и Тянь Жэнь, неловко, но сильно размахнувшись, влепил ему пощёчину.
Хлопок был резкий, сухой. Тянь Жэнь замер на миг, потрясённый.
Бить сейчас Сун Юньхао было всё равно что стегнуть хворостиной мохнатого пса горной породы — боли не почувствует, разве что оскорбится.