Ordo Novus. Labarum
Шрифт:
Спустя несколько дней
Римская провинция Белгика. Августа Треверов. Дворец августа Запада императора Константина. Зима 312г.
Стояло хмурое дождливое утро, пронизывающий холодный ветер дополнял эту и не без того неприятную погоду. Лицо человека, стоявшего на балконе и в задумчивости взирающего на серое небо, было бесстрастным и лишь по выразительным глазам можно было понять, что он стоит на пороге очень важного решения, возможно, от которого будет зависеть его дальнейшая судьба. Он выглядел на лет 39-44, был довольно высокого роста и крепкого телосложения. Коротко постриженные густые темно-каштановые волосы в сочетании с большим продолговатым носом и жесткими очертаниями квадратного подбородка выдавали в нем человека властного, привыкшего повелевать. Большие бледно-голубые глаза, на фоне смуглой кожи лица,
Спустя несколько минут, Константин, прервавшись от своих раздумий, тяжело вздохнув, повернулся и быстро вошел в просторную залу. Он поднялся легкой поступью по ступенькам, и сел на трон, возвышающийся над залой. Позади трона, с двух сторон, находились статуи – императоров Констанция Хлора, отца Константина, и Клавдия Готского, брат которого считался прадедом императора. Всем своим видом, Константин выражал уверенность и решимость, огоньки в его глазах и слегка заметная улыбка выдавали чувство облегчения, охватившее его после принятия верного решения. Как только император сел на трон, из дальнего угла помещения, бесшумно двигаясь, к нему приблизился человек и склонил голову. Константин обратился к появившейся перед ним фигуре:
– Арманий, передай сенаторам, что император август Флавий Константин готов их принять и выслушать. Проводи их ко мне.
Поклонившись, еще раз, слуга, также бесшумно и быстро вышел через парадную дверь.
Спустя минуту, дверь, напротив трона, широко распахнулась и трое мужчин в сопровождении Армания, вошли в залу. Пройдя через весь зал, делегация, остановилась, на расстоянии 9 футов, перед ступенями трона. Сенаторы низко поклонились императору. Лицо Константина приняло каменный вид, исчезли искорки в глазах, теперь его взгляд выражал надменность. Своим видом, Константин, давал понять стоявшим перед ним людям, свое превосходство. Властным движением руки он отпустил Армания, который вмиг исчез, а оставшимся указал, что они могут поднять свои взоры и выпрямиться, но не предложил им сесть на мраморные скамьи, расположенные вдоль ступенек торна. Трое вошедших, молча, стояли в ожидании дальнейших знаков или слов со стороны августа. Они были одеты в длинные темные плащи, под которыми были видны туники бежевого цвета из дорогого египетского шелка, украшенные яркими пурпурными полосами. Внешний вид прибывших свидетельствовал о высоком положении, занимаемому ими в обществе.
После затянувшегося молчания, Константин, наконец, вымолвил холодным тоном, с некоторой долей усмешки:
– Чем обязан, столь высокому посольству?
Словно ожидая этих слов, стоявший посередине мужчина, выдвинулся на полшага вперед, почтительно поклонившись, вынул из полога плаща сверток и произнес учтивым, но в тоже время очень уверенным голосом:
– Я, сенатор Аврелий Петроний Вар Анниан, и мои товарищи, сенаторы Гордиан Квинт и Антоний Цециний Сабин, направлены к тебе, великий август, в качестве послов Сената и народа Рима, передать следующее послание.
С этими словами, вновь низко склонившись, Петроний Вар с посланием в руках, замер в ожидании дальнейших указаний Константина. После недолгого молчания император произнес:
– Сенатор Петроний Вар, прочти послание, из-за которого ты проделал немалый путь. Наверно оно очень важное, если ты лично привез его ко мне, рискуя жизнью! Сделав короткую паузу, император добавил с легким сарказмом:
– Или же это очередная уловка Максенция? Если мне не изменяет память, ты один из первых, кто выступил против Севера и Галерия и был самым ярым сторонником провозглашения узурпатора и тирана Максенция!?
– Ты полностью прав великий август, я тот самый Петроний Анниан Вар, который выступил с речью против Галерия и Севера в сенате, и я один из тех, кто убедил достойнейших сынов отечества из числа сенаторов и преторианцев поддержать Максимиана и его неблагодарного сына.
– И ты теперь называешь его неблагодарным? – с усмешкой произнес Константин.
– Да, и не побрезгаю называть его диким, необузданным разращенным зверем, погубившим много достойных и благородных людей!
– Я уже наслышан – резко прервал его Константин, – про злодеяния моего шурина, про несчастную Сафронию, казни и конфискации, а теперь прочти послание!
Петроний Анниан, сломав печать, развернул свиток и начал медленно негромко, но очень отчетливо читать:
«От имени Римской Республики и её народа, являясь представителями всех свободных граждан, уполномоченные управлять делами, государственными и гражданскими, и действовать во благо процветания Рима, мы, ниже подписавшиеся, члены верховной власти республики, Сената, просим тебя, великий Август Гай Флавий Валерий Константин, сына почтеннейшего августа Констанция, избавить и освободить Республику и ее граждан от злого, развращенного чудовища
Во время чтения, сенатор украдкой бросал взгляды в сторону августа, чтобы определить реакцию последнего. Однако, Константин слушал без выражения эмоций, ни один мускул не дрогнул на его лице, даже глаза смотрели бесстрастным взором поверх головы Петрония. Могло показаться, что император слушает очередной скучный панегирик льстивого придворного поэта, а не призыв кучки сенаторов заговорщиков начать очередную гражданскую войну в Риме. Несмотря на то, что он всем своим видом сохранял спокойствие и безучастность, его мозг лихорадочно работал, анализируя каждое слово, почитанного послания римского сената и душа его была переполнена сомнений и тревог.
Вплоть до последних событий, Константин на протяжение шести лет сумел избежать конфликтов, не ввязываясь ни в одну из междоусобиц и сохранить мир в своих провинциях. Ему удалось также усилить и увеличить армию за счет привлечения союзных варваров. Но с кончиной старшего августа Галерия, ситуация круто изменилась, и он понимал, что конфликт с могущественным владыкой Рима не избежен. Максенций, провозглашенный Римским сенатом и преторианской гвардией императором, сумел благодаря своему коварству и жестокости не только удержаться у власти, в начале объявленного Галерием изменником и бунтовщиком, но укрепить свою власть по всей Италии, островам, в Мавритании и Африке. Хитростью и подкупом он погубил августа Севера, и не позволил Галерию с его армией расправиться с ним. Галерий, опасаясь разделить участь несчастного Севера, покинутого своими войсками и предательски убитого вынужден был де-факто признать Максенция. Благодаря браку своей сестры Фаусты и Константина, Максенций обеспечил нейтралитет со стороны последнего в борьбе с Галерием. Жестоко поддавив восстание в Африке, где в Карфагене легионы провозгласили императором Домиция Александра, Максенций запятнал себя кровью многих невинных, обвинив в заговорах и казненных без какого-либо справедливого судебного разбирательства. Безжалостно расправляясь со своими врагами, а зачастую и не в чем неповинными гражданами, конфискуя их имущество и поощряя произвол своим гвардейцам, Максенций, в последние годы, приобрел славу кровожадного и свирепого тирана. О его развратных похождениях было известно даже в самых отдаленных уголках империи. Насколько Максенций прославился своими пороками, настолько Константин – добродетелями. Измученные тиранией Максенция, Италия, Африка и другие ему подвластные провинции, с завистью смотрели в сторону Галлии и Британии, где благодаря политике Константина, население наслаждалось спокойствием и стабильностью. Даже варвары вдоль рейнской границы, немного усмирили свой пыл и очень редко нарушали договоренности с могущественным Августом Запада. Лишь изредка, небольшие отряды германцем во главе отчаянных вождей, нагоняли страх на приграничные поселения владений Константина. Уставшие от своего взбалмошного правителя, неуверенные в завтрашнем дне, в ожидании очередных безумств Максенция, жители Рима и провинций с надеждой смотрели в сторону Галлии, видя в Константине спасение от своих бедствий. Отношения между Константином и его шурином сильно ухудшились после неудавшегося заговора Максимиана, его смерти и предания проклятью памяти. Смерть Галерия нарушила хрупкий паритет сил в Римской империи. Восток был разделен между Лицинием, которому отошли данувийские и балканские провинции, Норик и Реция, со столицей в Сирмии и племянником Галерия, Максимином Даза, овладевшим всеми азиатскими провинциями империи, с резиденциями в Антиохии и Никомедии. Граница проходила по естественному разделению материков. Перед смертью Галерий отменил эдикты, принятые под его давлением Диоклетианом в конце своего царствования, направленные против последователей Христа. В западных провинциях, отошедших Константину после смерти его отца Констанция, они так и не были воплощены в жизнь, в то время как на Востоке гонения продолжались более десяти лет, с большим рвением подхваченные Максимином даже, несмотря на их отмену. Среди христиан ходила молва, что Галерий очень долго страдал в предсмертных муках, считая их своим наказанием за гибель неповинных людей, единственным проступком которых было поклонение христианскому культу.
Обладая схожими характерами, Максенций и Максимин быстро нашли общий язык и заключили негласный договор, целью которого было уничтожение своих соперников в лице Константина и Лициния, которые в свою очередь, договорились меж собой. Свой союз они закрепили помолвкой Лициния со сводной сестрой Константина, Юлией Констанцией. Назревающий конфликт между правителями Римской державы уже невозможно было избежать, империя оказалась на пороге очередной гражданской войны. Жадность, честолюбие, жажда власти отдельных людей толкали Римский мир в пучину междоусобиц. Такова была ситуация к началу нашего повествования.