Орех
Шрифт:
Вован оглядел коллег.
– Когда двинем, мужики?
– Да хоть сейчас!
Зиден, Васин и Овечкин-Портнов быстро собрались и присоединились к Карпову, который уже ждал в дверях.
– Приятного вам! – бросил Кац.
– И тебе приятного! – ответил за всех Вован. – Тем более с дамой, приятной во всех отношениях.
«Братки» ушли. Семён Ефимович же бросил прощальный взгляд на орех – его он с собой решил не брать – и сразу насторожился: на предмете возник рыжеватый налет, едва заметный. Тронув орех пальцем, Кац ощутил, что температура его не изменилась: она была не больше той, что генерировал кондиционер, установленный на 20 градусов по Цельсию. Но почему вдруг этот цвет? Сразу вспомнились вчерашние события:
Щелкунова уже ждала у входа. Когда Кац приблизился, она, покачивая головой, наигранно пожурила: «Ах, Семён Ефимович, нехорошо на свидания опаздывать!»
– Начальство не опаздывает, а задерживается, – улыбнувшись, нашёлся Кац. – Просто мои ушли раньше, а я дверь запирал, то да сё…
– Ах, ну да, я видела только что, как они вошли.
– Ничего ведь страшного, что я?..
– Нет, конечно. Пойдёмте обсудим нашу тему.
И Кац, увлекаемый Щелкуновой под локоток, оказался в заводской столовой. Народу было – не продохнуть: самое пиковое время. Кац со своими орлами, чтобы комфортно себя чувствовать, обычно подруливал сюда позже. Тем не менее, когда он и Щелкунова отошли от кассы с полными подносами, то ждать свободных мест им почти не пришлось. Семён Ефимович заприметил, как какие-то два незнакомых мужика – из работяг, наверное – стали вставать из-за своего стола буквально в двух шагах. Тронув подошвой ботинка туфельку своей спутницы, он показал подбородком в их сторону. Для разговора стол оказался что надо: на два места, а не на четыре, как большинство, и у самой стены.
Когда расставили тарелки с едой, Кац спросил:
– Так в чём проблема, Галина Викторовна?
– Да особо ни в чём. Просто он мне сегодня звонил, Егоров, и сказал, что готов выйти с понедельника. Вас устроит? Сможете обеспечить его объёмом работы?
– Обеспечим, разумеется. Иначе бы вчера я не оставил решение за вами.
– Вот и чудесно. Тогда я его уведомлю сегодня же.
– Значит, с понедельника?
– С понедельника. Место найдёте, куда посадить?
– Найду. Вы ещё, помнится, говорили, что поставить ему компьютер, мебель и телефон – не проблема?
– Абсолютно. Уже согласовано с руководством.
– А вот насчет софта я хотел бы поговорить с нашим сисадмином лично. Сам.
– Хорошо. Прислать его сегодня?
– Нет, лучше в понедельник – с утра. Как появится Егоров, пусть и сис приходит – мы всё обговорим втроём.
– Значит, я могу быть уверена, что он для вас лишним грузом не будет?
– Послушайте, что вы постоянно об одном и том же? Я ведь сказал: не будет. Или…
– Или что?
– Или у вас к нему личный интерес?
Щелкунова покраснела. Хотя в столовой было жарко и заметить это представлялось делом непростым, Семён Ефимович заметил.
– Вы, помню, после летучки обмолвились, что давно его знаете. Откуда, можно полюбопытствовать?
Галина Викторовна, не найдя что сказать – или не желая, – дала настолько уклончивый ответ, что Кац ничего не понял.
– Вы очень дотошны, Семён Ефимович. Помните, как в «Криминальном чтиве» герой Траволты допытывался в ресторане у Мии Уоллес, за что Тони по кличке Страшила был выброшен
– Я не смотрел этот фильм.
– Так вот: герой Траволты хотел узнать, делал тот «чёрный брат» Мии массаж ног или всё-таки нет. И спросил об этом её саму в первый подвернувшийся момент.
Семён Иванович уставился на Щелкунову, переваривая смысл сказанного. Что-то влекло его к ней, но чётко он это осознал только сейчас, по прошествии нескольких месяцев с их шапочного знакомства. Фильма он не видел, поэтому суть её пересказа не раскусил. А вот что в данную минуту ему было приятно наблюдать, так это её лёгкое смущение и растерянность. Вот так она выглядит, когда её раздевают перед половым актом, почему-то подумал он. Поймав взгляд Каца, Галина Викторовна огорошила:
– С ним я потеряла девственность. Он был моим одноклассником.
Семён Ефимович никак не ожидал такой откровенности.
– И вы об этом так спокойно говорите?
После признания Щелкунова обрела прежнюю уверенность.
– Никому другому не сказала бы. А вот вам говорю… И даже не понимаю, почему.
– Не знаю, заслужил я или нет, но… я признателен.
Ворошить сию тему дальше было бы бестактно, но домыслов откровенность Щелкуновой давала множество. Если бы речь шла о любой другой женщине, Кац бы и ухом не повёл, услышав то, что услышал, но зам по кадрам в своём новом окрасе, который она обрела буквально за двое суток, вызывала теперь его живейший интерес.
– Вы только не думайте, что между нами что-то есть, – словно предупреждая его домыслы, проговорила Щелкунова. – Я замужем, и счастливо, а сообщила вам просто… просто чтобы по-честному. Ведь его трудоустройство происходит с моей подачи. Не поверите, но после школы – а прошло уже двадцать с лишним лет – мы до сих пор встречаемся всем классом. Конечно, чем дальше летит время, тем меньше людей приходит… И вот нынешней весной на последней встрече в кафе он сказал, что ищет работу.
– Ясно, ясно. Я всё понял. Можно закрыть тему.
Остаток обеда прошел в молчании. Когда вставали, Кац сказал:
– Я провожу вас до кадров?
– Хорошо.
По пути обратно тоже ни о чём не говорили. Прощаясь у дверей, Щелкунова почему-то заявила:
– А вы при близком общении совсем другой человек.
– Вы тоже, причём в самом положительном смысле, – не растерялся Кац. – Ну что ж, приводите своего Егорова в понедельник, всё организуем, как договорились.
– Он не мой.
– Прошу прощения. Это слово «мой», «свой» – оно как паразит.
– Прямо с утра?
– Прямо с утра.
В этот момент дверь открылась изнутри, и собеседников едва не сшибла Федосеева.
– Ох, Семён Ефимович, здрасьте! Какими судьбами?
– Да вот… Обсуждали выход нового сотрудника.
– А-а, Егоров! К вам в лабораторию!
– Точно так.
– Договорились?
– Да. Жду его в понедельник.
– Ну, вот и прекрасно. Галочка, я на обед: если будут спрашивать, скажите, что я через часик.
– Хорошо, Римма Сергеевна.
Когда главная кадровичка повернулась к ним спиной, Кац легонько пожал ладонь Щелкуновой и, ни слова не говоря, отправился к себе. По дороге он пытался разобраться, что нового открылось для него в этой женщине. Что он знал о ней раньше? Да, симпатичная, да, за словом в карман не полезет. Работает по принципу «сказано – сделано». Теперь, после столь неожиданного признания, всё изменилось. Кац чувствовал к ней нечто среднее между отцовской любовью и стремлением к инцесту. У него даже возникла эрекция, хотя в его уже почтенном возрасте, да ещё после вчерашнего вплеска семени в Ольгу Валентиновну, новая, по его опыту, через такой ничтожный интервал никак не могла произойти. «Ну и дела!» – удивился Семён Ефимович, засовывая руки в карманы и пытаясь сдвинуть член вбок, чтобы не топорщились брюки. Когда он вернулся на место, лежащий на столе орех был окрашен в оранжевое.