Орел и полумесяц
Шрифт:
Луций остановился и начал принимать свой человеческий облик. Оскалив зубы в улыбке и глядя Титу прямо в глаза, он произнес:
— Смотри в мои глаза… будь во мне! Мать твою, ну и заклинание…
Вампирские чары, а может, и чары дружбы оказались сильнее чар Надежды. Тит снова стал прежним, и друзья снова бились вместе, как под стенами Алезии…
Тем временем, Габриэль удалось подобраться к Надежде, и между ними разыгралась сцена совсем в другом духе…
— Привет, мамочка! — с насмешкой произнесла Надежда, когда мать очутилась
Габриэль с тоской посмотрела на нее и взяла ее за руку, чему дочь не стала противиться.
— Это не так, — дрогнувшим голосом сказала она. — Я здесь ради тебя. Я пришла, чтобы сказать: прости меня и позволь мне быть твоей матерью!
— Мама… — начала Надежда. Ее взгляд потеплел, но тут у нее в голове раздался голос — злобный, чужой и не принадлежащий человеку: — Не слушай ее, она лжет тебе. Она никогда тебя не любила и не годится быть тебе матерью!
Глаза дочери Габриэль снова стали суровыми.
— Ты здесь не из-за меня, — проговорила она, — а из-за того, что друиды помешали римлянам завладеть Британией. Ты никогда ничего не делала ради меня. Когда-то ты делала все ради Зены, теперь ты делаешь все ради ее врага… и никогда для меня. Нет, ты не мать мне, ты сама отказалась быть ею.
— Нет, это не так! — закричала Габриэль. — Я тебя любила с того самого момента, как услышала твой нежный детский плач и как впервые взяла тебя на руки… Носить тебя на руках, кормить тебя грудью, слышать, как ты что-то лопочешь было для меня самой большой радостью!
— И на радостях ты меня бросила?
— Я тебя не бросала, я защищала тебя!
Неправду говорят те, кто утверждает, что вампир ничего не чувствует. Являвшаяся теперь вампиром Габриэль чувствовала боль так же, как тогда, когда была человеком… только острее. Глаза ее наполнились слезами. Надежда видела это и хотела утешить мать, но кто-то находившийся внутри нее был этим недоволен, и вместо этого она была с ней жестокой.
— Защищала? — переспросила она. — Ты все делала в угоду Зене и на все смотрела ее глазами. Она сказала тебе, что я зло, и ты поверила. А теперь злом в ее глазах являешься ты сама — ты ведь теперь вакханка и слуга Рима.
— Но теперь я не с Зеной, она мне больше не друг! — с отчаянием вскричала темная Габриэль. — И на мир я смотрю уже не ее глазами, а своими собственными. Я снова прошу тебя: позволь мне быть с тобой и быть тебе матерью!
— Когда-то я сама просила тебя быть со мной и с моим отцом Дахоком, он бы принял тебя, — проговорила Надежда, — но что получила я в ответ? Сожаление о том, что я жива…
— Говорю тебе, я все теперь поняла и больше не верю Зене! А Дахок тебе не отец, твой отец Цезарь! Я не знаю, кем является этот Дахок — божеством или демоном, но скажу тебе одно: он обманул всех нас и использовал тебя в своих
— Что ты такое говоришь? — пролепетала Надежда, но тут в ней снова заговорило ее темное Я: — Она все лжет, не верь ей! Твой отец — я, и я бог, которому должен принадлежать этот мир! Убей эту глупую женщину, не оценившую оказанной ей чести!
В глазах Надежды вспыхнул мрачный огонь. Силой мысли она отбросила Габриэль от себя, но вакханка, быстро придя в себя, снова приблизилась к ней.
— Ты умрешь! — крикнула Надежда, и в ее руке снова загорелся огненный шар.
К ее удивлению Габриэль не стала уворачиваться или нападать на нее. Вместо этого она, подняв на дочь молящий взгляд, произнесла:
— Давай, сделай это — убей меня. Но знай, что я люблю тебя, дочка.
Изумленная Надежда опустила руку, но тут черты ее лица, как две капли воды похожего на материнское, исказились, а глаза потеряли свой цвет.
— Да, сейчас ты сдохнешь! — с адским хохотом закричал тот, кто находился в ней. — Сейчас вы все умрете, все-все, жалкие насекомые! Эта планета должна принадлежать нашей расе!
Казалось бы, вампира ничто не может напугать, но сейчас Габриэль с ужасом наблюдала за этой метаморфозой. Потом ужас сменился яростью — яростью по отношению к существу, завладевшему телом и душой ее дочери.
— Слушай меня, ублюдок! — зашипела вакханка-вампирша, преображаясь. — Я не знаю, кто ты и что ты, но оставь мою дочь в покое, иначе…
— Иначе что? — раздался тот же омерзительный голос. — Что можешь ты против меня? Мы еще старше, чем Ми-го, хоть они и вытеснили нас с нашей родной планеты. Мы еще отвоюем Юггот, но вначале захватим вашу жалкую Землю!
— О боги! Что за херня здесь происходит?! — закричали в один голос уже добивавшие своих врагов Тит и Луций. С таким друзья-однополчане еще точно не сталкивались.
Луций подлетел к Габриэль, чтобы помочь ей, хоть и не знал, как драться с этим существом, да еще и не причинив при этом вред дочери Цезаря. Тит тоже стал энергично прорубать себе дорогу к ней. Пришелец хотел послать в сторону друзей мощное лазерное излучение, но в это время Габриэль молящим голосом заговорила:
— Доченька, борись с этой тварью, не позволяй ей руководить себя и знай, что у тебя есть мать!
Пришелец издал какое-то жужжание, и Надежда, в теле которой он находился, отчаянно замотала головой.
— Нет, нет, прочь из моей головы! — простонала она, вновь становясь самой собой.
— Да, да, прочь от нее! — снова заговорила ее мать. — Я люблю тебя, Надежда!
Тут тело Надежды дернулось в краткой конвульсии, и из нее вышло НЕЧТО — какой-то черного цвета монстр с жалом скорпиона, огромными клешнями и перепончатыми крыльями. Пол под ним разверзся, и появилась огромная черная дыра. Она поглотила его.
— Ты подвел нашу расу, мы из-за тебя проиграли! — закричал мальчик-жрец. Превратившись в подобное ему создание, он взорвался изнутри.