Ориентализм vs. ориенталистика
Шрифт:
Главной организацией для изучения Востока в стране была Академия наук. Большевикам нужно было несколько лет, с 1928 по 1931 гг., чтобы переориентировать это старое учреждение на новые задачи режима. В царской России Академия наук была скорее клубом привилегированных интеллектуалов, чем коллективом научных сотрудников. В советском контексте такой институт рассматривался скорее как пережиток буржуазного прошлого. В конце 1920-х годов правительство решило предпринять усилия по «советизации» Академии наук. Этот процесс начался в 1928 г. с кампании против Академии, развернувшейся в «Ленинградской правде». На ее страницах Академия была названа центром сосредоточения сторонников старого режима [199] . Власти изменили социальную структуру Академии и весь стиль работы. Планирование стало ключевым параметром в научной работе. Каждые пять лет научные институты получали официальные распоряжения (директивы) из Президиума Академии наук, в которых указывались важные области исследований и выдавались общие инструкции о том, как организовать работу. 3 октября 1930 г. на общем собрании Академии наук была принята система пятилетних планов [200] . В том же году был открыт ряд новых институтов, сформировавших новую структуру Академии наук СССР во главе с Президиумом. Каждый институт в системе Академии включал несколько тематически ориентированных групп и секторов. Введение планирования имело длительный эффект на советскую научную работу. Ученые получали задания относительно тематики необходимых государству исследований, поскольку Академия наук являлась бюджетным учреждением и все ее сотрудники находились на службе у государства. Научные задачи должны были решаться в отведенный период времени, в то время как личные научные интересы отдельных ученых практически игнорировались администрацией. Этот факт оказался ключевым для поколений востоковедов, вынужденных работать в этой системе, регулярно публиковаться на заданную
199
Горяйнов А.Н. «Ленинградская правда» – коллективный организатор «великого перелома» в Академии наук // Вестник Академии наук. 8 (1991). Р. 107–114.
200
Материалы к хронике советского востоковедения, 1917–1941 // Краткие сообщения Института народов Азии. 76. Материалы к хронике советского востоковедения. История Монголии и Китая. М., 1965. С. 81.
Уже в 1930 г. администрация Института востоковедения во главе с академиком С.Ф. Ольденбургом (1863–1934) [201] должна была составить свой первый пятилетний план. В Архиве востоковедов в Санкт-Петербурге я обнаружил детальную документацию к каждому пятилетнему плану за период с 1930-го по 1970-е годы, в которых описываются научные темы, закрепленные за конкретными учеными. Первый такой документ, составленный в Президиуме Академии наук, относится к 1930 г. Это важно, поскольку 1928–1931 гг. известны как «большой перелом» в Академии наук, когда всё учреждение было перестроено под задачи большевистского государства [202] .
201
О нем см.: Каганович Б.С. Сергей Федорович Ольденбург. СПб., 2006; Tolz, V. Russian Academicians and the Revolution: Combining Professionalism and Politics. L., 1997. P. 108–122. Николас Поппе писал, что «когда Ленин был жив, т. е. до 1924 г., авторитет Ольденбурга полностью признавался большевиками… Ленин всегда его слушал и, когда только возможно, выполнял его рекомендации» (Рорре, Nicholas. Reminiscences, ed. H.G. Schwarz. Western Washington, 1983. P. 51). Однако уже в октябре 1929 г. Ольденбург был снят с должности неизменного секретаря Академии наук, и следующие дни он спал в одежде, ожидая ареста. Schim-melpenninck, van der Oye David. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter the Great to the Emigration. New Haven & London, 2010. P. 197.
202
О советизации Академии наук см.: Graham L. The Soviet Academy of Sciences and the Communist Party, 1927–1932. Princeton, 1967; Vuchinich A. The Soviet Academy of Sciences. Stanford, California, 1956. P. 8–13; Перченок Ф.Ф. Академия наук на великом переломе // Звенья 1 (1991). С. 163–238.
Инструкции по составлению первого плана Института востоковедения содержат введение и три параграфа: связи, научные кадры и смета. Введение содержит общие научные цели, отражающие государственные требования: 1) соединить научную работу с задачами экономического и культурного развития и 2) централизировать исследования с тем, чтобы «ускорить строительство социализма» [203] . Секция о связях содержит распоряжение о создании научного плана, который охватывает всю сеть научных учреждений в области востоковедения со всего Советского Союза. Планируемая работа должна была быть согласованы с другими учреждениями в целях избежать дублирования, поэтому каждое учреждение должно было иметь четкую специализацию. Авторы документа предложили создать крупные научные центры, обеспеченные компетентным персоналом и материальной поддержкой. Эти центры должны были адаптировать свои научные компетенции к политическому спросу. Это не удивительно, поскольку Академия теперь оказалась в непосредственном подчинении Совету народных комиссаров и потеряла былую независимость [204] .
203
Директивы по составлению пятилетнего плана научно-исследовательского дела. Л. 21 // Архив востоковедов Института восточных рукописей РАН (далее: АВ ИВР). Ф. 152, опись 1а, № 168, дело 212, 1930 год.
204
Vuchinich A. Op. cit. Р. 12.
На основе вышеупомянутого документа администрация бывшего Азиатского музея (с 1930 г. – Институт востоковедения) сформулировала план работы на 1930–1934 гг. Анонимный автор (скорее всего директор института, Сергей Ольденбург) сформулировал общую задачу Института – собирать, хранить и изучать восточные книги и рукописи и европейскую литературу, связанную с академическим востоковедением. В то же время востоковеды должны были изучать историю, искусство и литературу Советского Востока [205] . Эта задача также упоминается в «восточных проектах» 1930-х годов. Например, во вводной статье (1938), посвященной персидским источникам по истории туркменского народа в XVI–XIX вв., иранист А.А. Ромаскевич (1855–1942) упоминает задачу, поставленную Партией и Правительством по изучению «гражданской истории» народов СССР и народов Советской Средней Азии. Эта задача предполагала тщательное изучение оригинальных источников [206] .
205
АВ ИВР. Ф. 152, опись 1а, № 168, дело 212, 1930 год. Л. 25; дело 140. Проект реорганизации востсектора АН СССР в единый Институт востоковедения с приложениями: декларации цели и задач ИВ, структура Института, штаты, сметы, положение об ИВ, докладные записки Крачковского и Ольденбурга. Л. 15.
206
Ромаскевич А.А. Иранские источники по истории туркмен XVI–XIX вв. // Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. 2. XVI–XIX вв. Иранские, бухарские и хивинские источники. М., Л., 1938. С. 28.
Однако статус классического востоковедения оставался неустойчивым. В начале 1930-х годов официальная пресса открыто выступила против «старого» филологического востоковедения [207] . Из-за давления внутри и вне Академии наук многие востоковеды оказались вынуждены сотрудничать с режимом и выполнять требования государства. В то время как до 1917 г. некоторые ученые мечтали, что их исследование может оказать больше влияния на политику [208] , после «советизации» Академии научная работа была поставлена под непосредственный политический контроль. Уже до Октябрьской революции В.В. Бартольд указывал на политическую значимость изучения Востока с опорой на классические тексты и древности, в отличие от любого прямого и неподготовленного исследования современности [209] .
207
Каганович Б.С. Указ. соч. С. 205.
208
Tolz V. Op. cit. Р. 69–84.
209
Бартольд В.В. По поводу проекта С.Ф. Ольденбурга [1902] //Академик В.В. Бартольд. Сочинения. Т. 9. М., 1977. С. 492–3.
С начала 1930-х годов изучение Советского Востока велось в рамках совместных проектов и крупных научных коллективов. Наряду с введением планирования коллективная форма организации советского востоковедения путем объединения сил отдельных ученых в научно-исследовательских группах стала одной из главных особенностей его развития. Уже в 1933 г. С.Ф. Ольденбург в тесном сотрудничестве со своими коллегами в Институте составляет второй пятилетний план Института востоковедения, в котором он обосновывал необходимость увеличения преподавательского состава Института: «Научные кадры должны быть подготовлены не только по линии и за счет ИВ Академии наук, но также и за счет нацреспублик, которые не менее заинтересованы в работниках культурной революции и могут снабдить нас не только контингентом научных сил, но и материальными средствами для подготовки их. В подготовке кадров большое место должна занять переподготовка научных сил нацреспублик под руководством и при содействии Института востоковедения Академии наук, путем созыва конференций, взаимных командировок по конкретным заданиям, через участие в совместной разработке отдельных тем и т. д.» [210] . Таким образом, предусматривалось тесное сотрудничество центра востоковедения в Ленинграде с местными институтами в республиках. Несмотря на то, что национальные республики упоминались в качестве инициаторов проектов и основные расходы должны были покрываться этими республиками, это не означало менее значительную роль института в Ленинграде. Важно, что система стажировок, конференций и рабочих групп был создана уже в 1930 г. и оставалась обычной
210
Проект введения к наметкам пятилетнего плана ИВ Академии наук СССР. Л. 6. // АВ ИВР. Ф. 152. On. 1а. № 293. Д. 212. Планы научно-исследовательской работы ИВ на 2-ю пятилетку 1933–1937 гг. Том 1.
211
Там же. Л. 7. Согласно Н. Поппе, введение коллективной формы работы стало результатом репрессий в Академии наук в 1929 г. См.: Рорре, Nicholas.Op. cit. Р. 117.
212
Кружок алтаистов был открыт в квартире В.В. Радлова в 1915; арабисты создали неофициальный кружок на квартире у И.Ю. Крачковского в 1928 г. и дали ему имя известного арабиста В.Р. Розена: Долинина АЛ. Невольник долга. СПб., 1994. С. 223–231; Благова Г.Ф. А.Н. Самойлович какученый-тюрколог-лингвист, исследователь истории среднеазиатско-тюркских литератур и истории литературных языков // Самойлович А.Н. Тюркское языкознание. Филология. Руника. М., 2005. С. 26.
В 1934 г. в общем процессе подчинения науки советской власти Академия наук переехала из Ленинграда в Москву, чтобы быть под контролем правительства. Два года спустя была начата «коллективизация Академии»: она предполагала запуск больших коллективных проектов, в то время как отдельные исследования за пределами общего плана рассматривались как вредные. Тем не менее по-прежнему существовала возможность частной инициативы. Не все произведения, опубликованные советскими востоковедами 1930-х и 1940-х годов, были результатом общей научной программы, установленной в Ленинграде. Исследования продолжали вестись на индивидуальной основе, но и в этих случаях они обеспечивали тесное сотрудничество между центром и республиками. В 1935 г., то есть одновременно с другими проектами такого рода, иранист А.Н. Болдырев (1909–1993) начал готовить критический текст «Бадаи‘ ал-вакаи‘» Зайн ад-Дина Васифи (XV–XVI вв.). Болдырев начал свою работу в Таджикской базе Академии наук СССР, продолжил ее в Секторе Востока Государственного Эрмитажа, и закончил его в Институте востоковедения в 1949 г.; лишь в 1961 г. его работа была опубликована [213] . Таджикская сторона была весьма заинтересована в этом издании и поддержке Болдырева. Эта ситуация, возможно, сопоставима с изданиями источников по отдельным республикам, когда работа была организована соответствующими республиканскими институтами.
213
Зайн ад-Дин Васифи. Бадаи‘ ал-вакаи‘. Критический текст, введение и указатели А.Н. Болдырева. В 2-х томах. М., 1961.
Наряду с проектами в Ленинграде, в Средней Азии работы по восточному источниковедению были представлены в работах А.А. Семенова (1873–1958) [214] . До 1917 г. Семенов работал на различных официальных постах. Затем он поступил на службу в академический институт, но в начале 1930-х годов он был арестован в Душанбе и сослан в Казань. Начиная с 1935 г. Семенов работал в Ташкенте в НИИ искусствознания УзССР, где он изучал средневековую историографию и арабографическую эпиграфику Средней Азии. Даже будучи человеком с «сомнительным прошлым» как бывший царский чиновник, Семенов участвовал в различных ленинградских проектах и некоторое время даже руководил проектом по изданию хроники Рашид ад-Дина (см ниже).
214
Coisnel Е. Alexandre Alexandrovic Бешёпоу (1873–1958). Un ape^u de sa vie et de son oeuvre // Cahiers d’Asie centrale 8 (2000). P. 161–169.
Уже в 1920-е годы Семенов участвовал в выявлении арабографических произведений в советском Узбекистане и составил список источников по истории узбекского народа [215] . Незадолго до Второй мировой войны он сформулировал свой план издания рукописных произведений, и этот проект начал реализовываться на Историческом факультете Среднеазиатского государственного университета (САГУ) в мае 1940 г. В октябре 1942 г. комиссия по переводу среднеазиатских арабографических рукописей в Государственной публичной библиотеке Узбекской ССР получила приказ публиковать основные историографические работы по истории Тимура (ум. 1405). Для этого проекта А.А. Семенов переводит персидскую хронику XV в. Гийас ад-Дина Йазди «Китаб-и рузнама-йи газават-и Хиндустан». Позднее Семенов опубликовал ряд важных письменных источников на персидском и чагатайском языках, таких как «Тарих-и Муким-хани», «‘Убайдуллах-нама» и «Тарих-и Абу-л-Файз-хан» [216] . Семенов сочетал переводы историографических работ с началом программы по каталогизации редких рукописей в Ташкентском институте востоковедения.
215
Семенов А.А. Указатель персидской литературы по истории узбеков Средней Азии. Ташкент, 1925. См. также его каталог рукописей Бухарской библиотеки: Семенов А.А. Каталог рукописей исторического отдела Бухарской центральной библиотеки. Ташкент, 1925.
216
Материалы к хронике советского востоковедения. С. 130. См. библиографию Семенова: Вороновский Д.Г. Библиография научных работ А.А. Семенова // Сборник статей по истории и филологии народов Средней Азии, посвященный 80-летию со дня рождения А.А. Семенова. Сталинабад, 1953. С. 7–22.
В Ленинграде же некоторые подобные работы попадали под нож цензуры. Например, уже в 1928 г. востоковед Николас Поппе (1897–1991) работал над филологическим изданием монгольской части арабо-персо-тюрко-монгольского словаря «Мукаддимат ал-адаб» [217] . Вот как он описывает особенности этой работы:
«Труд был наконец опубликован в 1938-39 гг., но не совсем так, как я планировал. В дополнение к правкам цензуры я должен был сменить слово «чагатайский» на титульном листе на «тюркский», поскольку Самойлович, помогавший мне с тюркской частью, был против термина «чагатайский» и настаивал на использовании «литературного языка Средней Азии». По иронии судьбы мне пришлось также опустить имя Самойловича в благодарностях, поскольку летом 1938 г. он был арестован и исчез. Таким же образом мне пришлось убрать упоминания Ф.А. Розенберга, специалиста по фарси и особенно согдийскому языку, помогавшего мне с персидскими словами. Его заставили уйти на пенсию, и он стал своего рода «нечеловеком». Я также убрал имена Фитрата и Гази Али Юнусова, двух узбекских ученых, помогших получить копию словаря. Оба были арестованы и расстреляны в ходе ликвидации узбекских интеллектуалов в 1937 г.» [218] .
217
Поппе Н.Н. Монгольский словарь Мукаддимат ал-адаб. Т. 1–2. М., Л., 1938. Т. 3. М., Л., 1939.
218
Рорре, Nicholas. Op. cit. Р. Воспоминания Поппе полны ремарок о России, эксцентричности видных русских востоковедов (от Б.Я. Владимирцова до В.В. Бартольда) и его ненависти к большевикам. Поппе, проживший долгую и трагичную жизнь, бежал из Советского Союза во время Второй мировой войны, когда он и его семья оказались на оккупированной территории. Тем не менее, рассказы Поппе о ранних советских временах зачастую перекликаются с данными ученых, оставшихся в стране. См.: Болдырев А.Н. Осадная запись (блокадный дневник). СПб., 1998; Крачковский И.Ю. «Испытание временем»: мысли к 45-летию науч. работы / Публ. и прим. А. А. Долининой // Петербургское востоковедение. 1996. Вып. 8. С. 564–596.