Орли, сын Орлика
Шрифт:
– Господь Вседержитель, на все воля Твоя! Сынок, сынок, замолчи немедленно, ради Бога!!! Ни слова больше, ни полслова! Пошли отсюда скорее ко мне, там и поговорим! Ведь это – церковь, а у нас даже в Божьем доме могут завестись лишние глаза и уши, которым совсем необязательно видеть тебя и слышать рассказы о далеких, очень далеких землях и о людях, которые бежали туда подальше от бедствия…
Проведенное в домишке отца Гаврила время было, вероятно, самым прекрасным за все нынешнее путешествие Григория. Ужин был таким роскошным, каким только мог быть у настоятеля небольшой
Незадолго до резни отца Гаврила перевели в Глухов – таким образом он и избежал лютой смерти. Услышав о Батуринской трагедии, сразу устроил крестный ход на пепелище. Тем не менее, возможности помочь разоренной казацкой столице не было: ведь князь Меншиков под страхом смерти запретил даже дотрагиваться до тел повешенных, посаженных на колья и распятых. А города как такового не осталось.
Отец Гаврило осмотрел руины бывшего собора. Понятное дело, все ценные предметы были реквизированы московитами, поэтому батюшка даже не мог объяснить, что именно надеялся отыскать там… Как вдруг наткнулся на церковные книги! Правда, переплет и уголки пергаментных страниц немного пожгло огнем, но это ничего! Главное – вместе с церковными книгами будет жить память, традиция… а может, когда-нибудь возродится гетманская столица!..
Чудесную находку все участники крестного хода сочли добрым знаком. Со временем люди вернулись на пожарище, начали понемногу отстраиваться. Понадобился настоятель храма – отец Гаврило сделал все возможное, чтобы внести свою лепту в возрождение родного Батурина: ведь до сих пор смущался от самой мысли, что благодаря вообще-то случайному стечению обстоятельств ему суждено было выжить, тогда как столько знакомых приняли мученическую смерть за родную Украйну!..
Как бы там ни было, а в нынешний августовский вечер Григорий Орлик сидел в доме отца Гаврила, держал на коленях солидный фолиант и со смешанным чувством читал запись о своем крещении. А за его спиной замер абсолютно седой священнослужитель, который растроганно смотрел на некогда окрещенного им Григория и плакал, как дитя.
Когда выписка была наконец сделана и драгоценная бумага надежно спрятана, гетманыч рассказал о некоторых приключениях месье Григора Орли, офицера по особым поручениям при тайном кабинете «Секрет короля» – конечно, не называя никаких имен, конкретных обстоятельств и других сведений, которые могли бы навредить интересам французской короны. Тем не менее, рассказ и без того растянулся на три часа, а сказанного хватило, чтобы отец Гаврило растерянно моргал, время от времени крестился и приговаривал:
– Господи, Боже святый, на все воля Твоя!..
Но в конце концов повествование завершилось. И здесь Григорий не удержался от растерянных вопросов относительно странных слов и непонятного поведения старшины и запорожских казаков. Старенький батюшка лишь вздохнул:
– А что же именно тебе непонятно, сынок?
– Как это – «что именно»?! – вознегодовал гетманыч. – Как это – «что именно»?! Казаки столь легко
– Да как же ж не поверить, если вы – это красивая древняя легенда, а проклятые московиты – тут и вполне реальны?!
– То есть?! – Григорий аж подскочил от неожиданности, так что едва не опрокинул стол.
– Не обижайся, сынок, пожалуйста! Я ж не для того это сказал, чтобы…
– Что означают ваши слова, отче?!
– Не забывай, сынок, что со времен Полтавской битвы и вашего бегства во владения султана минуло уже четверть столетия. За это время успело родиться, подрасти и возмужать множество казаков, которые не видели всего того, а лишь слышали.
– Но ведь я помню все, что было!
– И даже саму битву? – отец Гаврило хитро прищурился.
– Нет, конечно, нет… Я ж в обозе был вместе с матушкой, братом Михайликом и сестрами, – гетманыч немного смутился. – Но ведь хорошо помню беспрерывную скачку через Дикое Поле после поражения, переправу…
– Вот то-то же! А другие и того не видели.
– Но ведь оно было, было!..
– Да, твоя правда, сынок. Однако же случилось это не на их памяти, а так – словно в какой-то другой жизни.
– Вы еще скажите, что происходило это в другой Украйне! – Григорий пренебрежительно скривился.
– Можно и так сказать, сынок, ты прав.
– Что-о-о?!
– Так, происходило все это в другой Украйне – в еще свободной стране, которой только-только набросили петлю на шею. А теперь уже несчастная наша родина качается на виселице, на ногах и плечах у нее повисли палачи, чтоб быстрее шейные позвонки сломать…
– То есть, вы хотите сказать… – гетманыч еще немного подумал, прежде чем выговорить: – вы хотите сказать, что нынешняя Украйна уже совсем не та, что когда-то?!
– Да, сынок, воистину так… хоть как больно говорить такое. Та Украйна уже умерла. Вас всех, кто стал малюсенькими щепочками того умершего государства, лихие ураганы повыметали в другие земли. А тем, кто остался здесь…
Отец Гаврило снова тяжело вздохнул.
– А тем, кто остался – как же им не поверить, что очередная маленькая щепочка из груды таких же точно щепочек сгорела, развеялась пеплом по ветру… например, как вот славный город Батурин?!
– Но ведь мы сейчас именно здесь, в Батурине!..
– Сынок, сынок! Ты же и сам видишь, что ныне это жалкое село, а не бывшая пышная гетманская столица.
– Более того – я, гетманыч Григорий Орлик, сижу вот рядом со священником, который окрестил меня…
– Представь, сынок, я и до сих пор не верю собственным глазам, что передо мною – гетманыч Григорий Орлик собственной персоной! Как же другие поверят?!
– Вы же читали письмо, писанное нежинским полковником!
Батюшка лишь растерянно руками развел:
– Красивая сказка на миг воплотилась в реальность – ну и что с того? Завтра ты оставишь мой скромный дом, уйдешь отсюда навсегда… Уйдешь, ведь так?