Орлиное гнездо
Шрифт:
– Ну так узнай, - сказала Василика после долгого молчания.
========== Глава 84 ==========
Николае не сказали, зачем его требуют в Вышеград - когда король уже оставил город и водворился в столице снова. Николае на самом деле нечасто был ему нужен – и уже почти в полной мере почувствовал себя нахлебником Корвинов, как жили многие венгерские дворяне, ничуть этим не тяготясь…
Но теперь за ним пришли несколько гвардейцев короля и приказали собираться и ехать в Вышеград немедля.
У Николае
Но юноша укрепился и не показал виду посланным. Он только попросил их подождать, пока он соберет в дорогу вещи и даст наставления слугам…
Ему не препятствовали, когда он собирал дорожные сумки и оседлывал коня; ни когда он надевал доспех. Королевские посланцы спокойно угощались его вином, сидя у него во дворе. От такого сознания сердце Николае радостно взыграло – нет, едва ли его хотели упрятать в тюрьму: иначе солдаты с ним бы не церемонились, и уж никак не стали бы наливаться его вином.
Но Николае понимал, что его призывают неспроста: уже потому только, что его призывали.
Он крепко обнял и поцеловал племянника – и подумал о Корнеле, и зажмурился, стараясь отогнать мысли о настоящем отце Раду. Как будто самые мысли о витязе Дракулы могли повредить малышу.
Раду ничуть не испугал отъезд отчима – тот сказал, что скоро вернется. И отец, и мать уже говорили ему такое, прежде чем сгинуть навек: но в сыне проклятых жило то же чувство, что и во всех благословенных детях, - сознание небес. Он как будто не потерял своих родных – а имел не только их, а и весь мир, полный счастья…
Так и все дети, пока не пробудятся для страшной жизни.
Николае еще раз поцеловал и перекрестил мальчика – как Корнел давно, очень давно; а потом вышел к посланным короля и сказал, что он готов. Гвардейцы встали, не удостоив боярского сына никакими объяснениями; хотя были уже навеселе… Нет, преступников так не возят!
Гвардейцы сели на своих коней, и они выехали со двора. Николае сразу взяли в клещи – окружили, чтобы он не бежал; он на миг ужаснулся мысли, что за ним нашли какие-то грехи, которых он сам не мог упомнить. Но потом юноша взял себя в руки. Если такова его судьба – он умрет; а не судьба умереть, так никакая беда его не возьмет. Когда человек мог заботиться о себе лучше Бога?
Они ехали той же дорогой, что на княжескую свадьбу, - но тогда за Николае прибыл один только гонец, который не слишком за ним следил; сейчас за ним следило множество глаз, и хотя не все стражники были трезвы, но ему и шага в сторону не дали бы ступить. Николае укрепился в мысли, что он наконец-то понадобился для большого дела – в первый раз за всю жизнь.
Когда они прибыли в замок, боярского сына, не дав даже передохнуть, тотчас повели к княжеским покоям. Сердце юноши томительно сжималось. Он понадобился Дракуле! С благословения короля!.. Что же это может быть?
Он увидел в коридоре вместе с королевскими стражниками витязей Дракулы. Эти суровые мужчины вполголоса
– Идите, жупан, не бойтесь!
Один из венгерских солдат подтолкнул его латной перчаткой в такую же железную спину. Боярский сын окрысился при этом посягательстве:
– Еще чего!
Он гневно сжал губы и шагнул в комнату, готовый к чему угодно. Никто из этих католиков, из этих смердов не посмеет назвать его трусом!
В комнате неярко горел камин; на дубовом столе с резным закругленным краем лежала пара небрежно брошенных дамских перчаток, горела свеча и высилась стопка книг, прекрасно переплетенных, но потрепанных. Опущенная занавесь на окне погружала покой в полумрак, несмотря на ясный день, и Николае не сразу заметил в кресле у стола неподвижную женскую фигуру: сверкающий отделанный серебром пластрон, как броня, одевал грудь, сужаясь книзу и клином вонзаясь в пышную юбку ее платья. Он с робостью взглянул в лицо женщине: бледное, словно обескровленное, невидимые брови – омерзительная мода! – очень высокий лоб, на котором трепетали жемчужные капли. Светлые глаза венгерки смотрели пронзительно: даже не неприязненно – а так, что юношу озноб пробрал.
Боярский сын осознал, что перед ним княгиня, которой он забыл поклониться, - он видел ее лишь на свадьбе, и совсем забыл, какова она собой! Тогда он ее пожалел – подумать только!
Николае согнулся в поклоне. Когда он выпрямился, на тонких губах княгини появилась улыбка, и она едва заметно кивнула юноше. Он глубоко вздохнул и перекрестился, и с лица венгерки снова исчезла даже тень приязни.
Николае ощутил сильнейшую враждебность этой женщины – и вдруг подумал, что Илона Жилегай в родстве не только с самим королем, а и с многими венгерскими и трансильванскими семействами, прославившимися кровожадностью и чернокнижием. Падший католик в десять раз хуже падшего православного христианина…
– Тебе туда, - вдруг отчетливо сказала княгиня на валашском языке, показывая в сторону дверей, которые вели во внутренний покой. – Князь ожидает тебя там.
Ее выговор, родная речь в ее устах заставили Николае поежиться. Куда лучше было бы, если бы она заговорила на своем собственном языке!
Боярский сын еще раз низко поклонился благороднейшей из жен и направился вперед. Перед тем, как войти, он остановился и еще раз быстро перекрестился; потом глубоко вздохнул и толкнул дверь.
Князя Николае тоже увидел не сразу – хотя Дракула не сидел в кресле в углу, как его супруга, а стоял у окна, спиной к гостю: но гость не сразу догадался, что этот невысокий человек с несообразно широкими плечами и длинными растрепанными наполовину седыми волосами и есть Колосажатель. Зато, осознав истину, Николае упал на колени: ноги сами подогнулись…
Влад Цепеш медленно повернулся к нему. На нем было домашнее бархатное платье, широкое и свободное; руки господарь держал за спиной. Сверкающие глаза навыкате пригвоздили юношу к месту.