Орлиное гнездо
Шрифт:
Марина улыбнулась и, склонившись, не спеша стала поднимать подол, обнажая смуглые ноги, украшенные золотыми браслетами, как и ее руки.
– Сейчас увидишь, моя милая.
Василика в ужасе замахала руками. – Стой! Я и так знаю!
Марина острозубо засмеялась и опять вольготно откинулась в кресле, свесив обнажившиеся по локоть руки на обе стороны подлокотников. Подол опять упал до самых босых ступней.
– Ты хочешь знать, как мне не стыдно? – спросила демоница. – И как Господь дозволяет такую мерзость? А я знаю, чего бы ты хотела сейчас, -
– Это невозможно, - прошептала Василика, рдея и дрожа.
– Невозможно, пока ты себе не разрешишь, - возразила боярская дочь.
– Я не хочу, - прошептала Василика.
– Ты наслаждаешься мучительным воздержанием, - улыбаясь, заметила Марина, - как католические угодники – самобичеванием! А зачем? Ты желаешь меня, и разве это измена?
Марина поправила черные волосы, лаская свою жертву взглядом. Она воркующе засмеялась.
– А я бы тебя полюбила. Я ведь не Корнел, не мужчина и даже не человек – много больше, чем человек!
При виде безмерного ужаса на лице Василики демоница перестала улыбаться и пожала плечами.
– Если Господь всеведущ и вездесущ, - проговорила боярская дочь почти с досадой, - вообрази себе, как Он мучается, сущий во всей этой бессмыслице!
Василика нахмурилась, припоминая греческих мыслителей, которых проходила со своим возлюбленным.
– Господь не сущ, - прошептала она. – Он вне пределов всякой сущности!
– Так говорил святой Ареопагит*, - согласилась Марина. – Но это только слова человека. А я не человек, и вижу то, чего он не видел. Господь страждет, и не может не мучиться – и мы, Его низшие слуги, не отпали от Господней благодати, а достойны были бы высшей награды за наше долготерпение и черную работу!
– Так ваша награда уже в том, что вы делаете, - прошептала Василика. – Ведь тебе желается жить так, как ты живешь!
– И Господь наслаждается мучением, которое Сам же и причиняет Себе, - усмехнулась Марина. – Господь поистине превосходит совершенством все христианские добродетели, которые состоят в страдании!
– Любовь не может не страдать, - сказала Василика.
Марина вздохнула, опустив длинные черные ресницы. Она как будто бы занавесила свою сущность.
– Такой же спор сейчас белый рыцарь ведет с архиепископом, - заметил вампир. – Бела Андраши хочет, хорошенько разозлив католическую церковь, отмучиться на костре и попасть в рай – понимаешь ли, что за рай ему уготован?
– Тот, в который он сам проложил себе путь, - прошептала Василика, взявшись за сердце. – Он станет князем тьмы… Он жаждет этого… И вы все, мелкие бесы, подпадете под его власть.
– Если кто из нас и мелок, то только не я, - возразила Марина. – Я весьма преуспела в добродетели, которая особенно ценится среди нашего племени, - я очень горда! И чем больше борюсь с живущими, тем больше укрепляюсь в моих добродетелях. Прокладывая себе дорогу в свой рай, вы помогаете мне строить мой.
Василика долго не знала, что отвечать на это.
Наконец
– Так ты помешаешь Андраши умереть? Ведь ты не хочешь, чтобы он скрестил мечи с княгиней Иоаной! Теперь она не поддастся ему, как жена мужу!
Марина в удивлении качнула головой.
– А ты умнее, чем я думала, - сказала она. – Да, милая княжна, теперь я не хочу того, чего хотела прежде. Моя сестра отвоевала себе трон, и теперь ее - и ничье другое время править Валахией! Женщина должна вернуть стране то, что отняли мужчины!
Василика закрыла лицо руками.
– Все это время ты соспешествовала врагам Дракулы и помогала османам, жаждущим крови всего мира, - прошептала она. – И только теперь поняла, что натворила.
Марина хмыкнула.
– Ну да. Но я не жалею, - сверкнув алыми глазами, прибавила демоница. – Именно это сделало меня тем, что я есть.
Вампир рассмеялся.
– Вознесение Марины Кришан стоило мучений тысяч и тысяч простых людей!
Василика вскочила с места в гневе; но нежить уже пропала.
Василика прошлась по комнате, исполненная ярости на это существо, - а потом поняла, что только радует Марину, и унялась.
А потом Василика вспомнила, где она находится, - и ужаснулась. А ну как ее подслушали слуги? Она схватилась обеими руками за свои шаровары, это одеяние “блудницы чертовой”, и подошла к двери.
Василика выглянула наружу.
В конце коридора стоял Раду Испиреску; они уставились глаза в глаза.
Василика перевела дух и подманила мальчика рукой. Он подошел, как послушный слуга; но посмотрел на нее прямо и дерзко, как маленький господин.
– Здесь никто больше не проходил? – спросила она.
– Нет, - ответил мальчик. – Только я.
Василика потрепала его по волосам и поцеловала в лоб; Раду принял ласку с каким-то снисходительно-стыдливым удовольствием. Они с этим маленьким витязем сразу понравились друг другу. Потом Василика отправила Раду прочь, играть, и подумала с большой тревогой, что на Рождество его так или иначе придется вести в церковь – и самим пойти…
Она вернулась к своей работе.
Вечером Василика, оправдывавшая свое звание хозяйки, сама проследила за тем, чтобы в гостиную подали ужин. Корнел был неприхотлив в еде и, казалось, равнодушен к удобствам; но ей хотелось, чтобы он почувствовал женскую заботу, которой так долго был лишен.
Все его время опять заняла дворцовая служба. Король дал ему отдохнуть только несколько дней после возвращения. Что же: может, это добрый знак – Корнел нужен Корвину, как и раньше? Если бы только он побольше рассказывал, а не валился, поужинав, сразу спать…
Когда в прихожей раздались шаги, Василика не стала сразу выбегать навстречу – Корнел не любил этого; он знал, что она все равно ждет его в доме, к ужину, и успевал, направляясь в гостиную, стряхнуть с себя заботы, о которых не хотел говорить. И Василика успевала отряхнуться от мыслей, которых не следовало знать ему.