Орлы Екатерины в любви и сражениях
Шрифт:
И завершил длинное посвящение строфой:
13. Почий покойно, персть почтенна!Мирская слава только дым;Небесна истина священнаНад гробом вопиет твоим:«О смертные! добро творитеИ души ваши освятите,Доколе не прешли сей свет;Без добрых дел блаженства нет».Это
Война его невеста, любовница, жена…
Граф Пётр Александрович Румянцев-Задунайский «от дерзких младости забав» к женитьбе нежеланной, от первых блистательных ратных побед к великой военной школе, его именем названной.
1. «Высечь сына-полковника и женить!»
Сохранилось немало свидетельств того, что в детстве и отрочестве будущий полководец Пётр Александрович Румянцев был большим забиякой, ну а уж в юности – говорить страшно. Когда учился в Европе, от него дрожал весь Берлин, когда вернулся в Петербург – досталось и Петербургу.
Весёлые компании, кутежи, забавы, ну и конечно ватаги представительниц прекрасного пола были там, где гулял молодой повеса, которого ещё в отроческие годы выгнали из кадетского корпуса за постоянные нарушения дисциплины.
Впрочем, в те годы, когда Румянцеву пришлось покинуть кадетский корпус, императрица Елизавета Петровна не приняла всерьёз жалобы и обиды на забияку, ведь он был сыном любимца Петра Первого, адъютанта государева Александра Ивановича Румянцева. Его из корпуса выгнали, а императрица ему вместо укоров – первичный офицерский чин.
Елизавета Петровна уважала Александра Ивановича, поручала ему серьёзные и ответственные задания.
Вот и в тот год, с которого мы начинаем повествование, генерал-аншеф Румянцев находился далеко от столицы, нёс службу государеву, будучи полномочным представителем российского двора на конгрессе в Або. Он сумел склонить шведов к выгодному для России Абоскому мирному трактату (мирному договору), за что был пожалован графским титулом.
А сын его, получивший по этому случаю чин полковника, не унимался. И вот однажды лопнуло терпение Елизаветы Петровны. Села она за стол свой рабочий, пролистала все давние уже письма и жалобы из Берлина и совсем свежие – из Петербурга. Подумала, подумала, да и повелела призвать к себе на беседу молодого Петра, названного родителями в честь её отца-императора.
Отправился к молодому Румянцеву камердинер государыни. Нашёл юного полковника в кругу таких же, как он, повес – отпрысков известных фамилий.
Весёлые женщины, игристое вино рекой.
Но камердинер государыни – это не фунт изюма. Вышел к нему Пётр Румянцев. Мундир нараспашку, в руке бокал, в другой – бутылка шампанского.
– Государыня призывает вас к себе. Завтра утром надлежит быть во дворце. – И он назвал время аудиенции.
Елизавета Петровна благоразумно решила принять его поутру – ведь ввечеру он мог
– Буду… Буду в срок! – сказал Румянцев и протянул бокал.
Камердинер вежливо поклонился и пошёл прочь.
В компании взрыв восторга. В гвардии любили Елизавету Петровну, возведённую ими самими на трон. Да и Елизавета Петровна жаловала гвардию.
Выпили за императрицу, а вскоре и о ней, и о вызове забыли. Пора прекрасных барышень ублажать.
Но утром Пётр Румянцев надел с помощью слуги своего приведённый им в идеальный порядок парадный мундир и отправился во дворец, гадая над причиной столь срочного вызова.
Подумал: «Не с батюшкой ли что приключилось? – но сразу и отмёл эту мысль. – Тогда бы камердинер императрицы сообщил…»
Гвардейцам дворец знаком – побывать там не ново.
Проводили Румянцева в покои государыни, ввели в кабинет. Он щелкнул шпорами и доложил:
– Полковник Румянцев!
Императрица придирчиво осмотрела его.
– Ну, садись, Петро Александрович. Гостем будешь, – проговорила императрица, и по голосу её не разобрать было, добрым ли разговор будет.
Повелела кофе принести, сладости всякие. Думал Пётр Румянцев, что разговор долгим будет, но не угадал. Расспросила о том, что пишет он и что отвечает молодой человек своему родителю.
И ведь ни слова о забавах-кутежах, ни слова о жалобах на него, поступающих со всех сторон.
Как бы между прочим заговорила, что жениться пора. О невесте обмолвилась, есть, мол, девица такая, Катенька – Екатерина Михайловна Голицына. И собою недурна, и родовита. Пётр Румянцев на всякий случай особого энтузиазма при этих словах не проявил, но и протеста не высказал, всё ж сама государыня советы давала. Словом, многозначительно промолчал. Поди-ка пойми, из скромности радость не высказывает или этаким образом согласие показывает.
Расписала государыня невесту. Отец её, как-никак, генерал-фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын. Она же дочь от его второго брака с княжной Татьяной Борисовной Куракиной.
Род Голицыных – самый многочисленный и знаменитый в России, да и род Куракиных немногим уступает ему. Родоначальником считается князь Андрей Курака. Вот на том дальнем уровне пересекается он и с Голицыными. Считается, что от старшего брата Андрея Кураки Голицыны происходят.
Куракины – признанные дипломаты, почти все их представители в XVIII веке на дипломатической службе состояли.
Государыня, конечно, не обмолвилась о том, что родство то с такими родами престижно, ведь Румянцевы далеко не так родовиты. Но Пётр Румянцев, как она понимала, осведомлён о том, а потому должен сообразить, что к чему.
Что знал о своих предках Пётр Александрович, нам неведомо, поскольку ходило в ту пору несколько анекдотов и о происхождении, и о женитьбе его отца.
Следует сразу заметить, что анекдот в ту пору был вовсе не то же, что сейчас… В прошлом слово «анекдот» имело иное значение. Вот, к примеру, как объяснил его Владимир Иванович Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка»: