Орлы Екатерины в любви и сражениях
Шрифт:
Порою она даже пыталась напугать супруга тем, что отправил детей в деревню:
«Что угодно, я без вас их при себе держать не буду», мол, каково одной воспитывать, но и в деревне не то, «потому, что мне их заключить в деревню жить, каковое я им могу там дать воспитание, уже и учить их леты те приходят». Так писала она в 1762 году, хотя тогда, по существу, и ехать-то некуда было. Только что закончилась Семилетняя война, а Румянцеву ещё предстояли боевые действия против Дании, которые замыслил Пётр Третий.
Но вот в 1764 году Петр Александрович получил назначение командующим Украинской армией. Ему
Главная квартира располагалась в городе Глухове. Возможно, слёзные письма всё-таки подействовали. Румянцев дал согласие на приезд семьи, и Екатерина Михайловна, собрав детей, поспешила к нему, чтобы быть рядом.
Ещё три года вместе, в семье. Но в семье ли был Пётр Александрович? Не сломлен ещё вековой враг – турки. Нужно быть готовым к их коварству. И Румянцев дни и ночи напролёт в войсках. А они разбросаны на обширной территории. Неделями не попадал он домой. А жена одна. Постоянно с детьми. Они тоже страдали, потому что практически не видели отца. Дома Румянцев бывал редко, но и дома ему постоянно не до них.
Екатерина Михайловна готова была терпеть все невзгоды, лишь бы быть рядом с любимым, хотя бы вот так, почти формально, но рядом. Но Румянцеву семья мешала. Ему мешало в жизни всё, что не касалось военного дела. Он убедил супругу ехать в Москву. Екатерина Михайловна уехала в марте 1767 года. И снова переписка, которую перепиской назвать сложно – писала в основном она. Пётр Александрович отвечал редко, очень редко. Конечно, служба на первом месте, но, наверное, если бы очень хотел, нашёл бы время ответить, хоть несколько строк.
А злые языки тут как тут – у графа любовница! Это особенно печалило Екатерину Михайловну. Значит, дело не только в постоянных делах и заботах о подчинённом воинстве, значит, дело совсем в ином – он просто не желал общения с нею.
Она упрекала его в том, что ему «жену бросить и сокрушить, это плюнуть, а матресу покинуть жаль».
Любовница, мол, не мешает службе… А как же она, законная жена, как же дети? О детях беспокойство особое. Она уже начинала думать, что дети от нелюбимой жены не любимы, и в этом, именно в этом всё дело. Она жаловалась Петру Александровичу, старалась достучаться до его сердца, заявляя, что «дети ноне от меня погибают, какая я им мать могу назваться, что от меня единственно они страждут… Все горести беспримерные претерпеваю».
И тут же, опасаясь, что стенаниями своими только усугубит дело, только ещё больше оттолкнёт мужа, просила: «…не сердись. Бога ради, я сие истинно без сердца пишу, но слезами горькими, видеть, как я несчастна в свете рождена… Вижу уже, что тебе совсем не надобна, и ты в жизни уже ничего для меня и сделать не хочешь, а я льщу себя еще надеждою, что человеколюбия из одного ты войдёшь в моё состояние когда-нибудь и увидишь правость мою пред собою. Боже мой, плача сие пишу, такая тоска нашла, что жизнь не мила…»
Она снова и снова просила разрешения приехать к нему в Малороссию, быть постоянно рядом, но получала неизменный отказ.
Вспоминала первые годы совместной жизни и просила «жить так, как живали прежде, а не титулярною женой».
Екатерина Михайловна писала супругу: «Дом наш – это свеча с двух концов горит, на два дома живём, везде расход».
Но никакие доводы не действовали.
Императрица Екатерина конечно же знала о личной трагедии графини Екатерины Михайловны Румянцевой. Но что она могла сделать? Любить императорским указом не заставишь.
«Всякая неожиданность поражает турок»
А Румянцев бил турок, цепных псов извечных врагов русского мира – тёмных сил Запада.
План летней кампании 1770 года Пётр Александрович составил самостоятельно. Он добился от императрицы того, чтобы Военная коллегия не вмешивалась в дела его армии. Главной целью ставил – уничтожение живой силы противника. Любил при этом повторять: «Никто не берёт город, не разделавшись прежде с силами, его защищающими».
Действуя наступательно, Румянцев собирался лишить турок возможности переправиться через Дунай и нанести им максимальный урон.
2-я армия должна была овладеть Бендерами и перейти к обороне украинных земель, именуемых Малороссией. Румянцев добился упразднения малочисленной 3-й армии и включил её в состав своей армии отдельной дивизией.
Ещё до начала кампании 1770 года императрица, выполняя просьбу полководца, дала такое указание: «Оставляем вам самим делать и предпринимать… всё то, что собственным благоразумием за нужно и полезно находить будете».
Румянцев стремился определять свои замыслы, основываясь на характере возможных действий турок. А те готовились к кампании особенно тщательно, и план их, как отметил историк А.Н. Петров, «состоял в том, чтобы блистательно вознаградить себя за неудачи прошлого года, что приписывалось единственно неспособности визиря Моладанчи-паши. Новым визирем был назначен Халил-паша. Крымский хан, Девлет-Гирей, также был сменён, и теперь султан успокоился в ожидании побед. Намереваясь сперва стать во главе армии, он предпочёл потом остаться в гареме».
Что же именно предполагал совершить враг и какие силы для этого приготовил?
«План визиря, – указал далее А.Н. Петров, – состоял в том, чтобы, собрав у Бабадага 150 000 армию, перейти Дунай у Исакчи и двинуться вверх по правому берегу Прута на Яссы, в то время, как новый крымский хан Каплан-Гирей со своею 80 000 армиею соберётся в окрестностях Кишинёва и оттуда двинется на правый берег Прута с целью отрезать наши занимавшие Молдавию войска от главных сил графа Румянцева, расположенных на левом берегу Днестра. По мнению турок, этот одновременный удар с фронта и с тыла на наш многочисленный отряд в Молдавии должен был неминуемо его уничтожить, а затем ту же участь должна была испытать и остальная армия графа Румянцева».
Турки даже не подозревали о малочисленности войск, им противостоящих, не подозревали, что план их вполне достижим, но, правда, при одном немаловажном условии: он достижим в аналогичной обстановке и при аналогичном состоянии сил в борьбе с войсками любой армии мира, но только не русской.
Будучи спокоен за состояние границ России со стороны Кавказа, которые охранялись пятидесятитысячным ополчением грузинских царей Ираклия и Соломона, собиравшихся с помощью России добиться независимости от Османской империи, Румянцев решил развернуть активные наступательные действия на юго-западе.