ОСА-12
Шрифт:
Ну что ж, адмирал был готов даже сделать ставку на то, что СПЗ вскоре будет отменено.
А пока этим шансом, похоже, решил воспользоваться Уильям Кэннон, уже получивший три пинка под зад в прошлом году от обычных военных комиссий. Один факт того, что упрямца взяли в академию, был сам по себе неожиданным. Ожидаемым являлось лишь его дальнейшее отчисление по негодности.
Вопрос времени, момент которого сейчас можно охарактеризовать словом “поздно”. Райс вообще не видел смысла брать в программу МВО людей, неподходящих для её жестких условий изначально. Но Кэннон оказался не так прост.
Он был упертым. Амбициозным. Три месяца
Так в чем причина его нахождения здесь? Ослиное упрямство, природная глупость или желание доказать всему миру свою профпригодность?
Райсу еще предстояло это узнать, поскольку от этой личной беседы зависело, подходил ли Кэннон для задания.
Ожидание затягивалось, и адмирал подумал с черным юмором, не перепутал ли “осёл с природной глупостью и желанием всем все доказать” дверь. Но нет: буквально через минуту в комнату постучались и, получив разрешение, внутрь вошел высокий молодой человек, сразу же распознавший в присутствующем лицо высшего чина и поэтому быстро отрапортовавший:
– Рядовой 2-ого класса Кэннон прибыл по вашему приказанию, сэр, - и замер по стойке.
Райс не торопился вступать в диалог. Ему было интересно, стушуется ли потенциальный кандидат под его острым взглядом.
Адмирал оценивающе осмотрел рядового. Физически сложен отлично: под формой рядового состава угадывалось прекрасно натренированное тело, глядя на которое и нельзя было догадаться о его изъянах. Внешние данные тоже не подкачали, хотя, в принципе, в предстоящем задании это особой роли не играло. Скорее просто было малозначительным плюсом: приятное лицо с высоким лбом, темные глаза, коротко состриженные каштановые волосы, прямой нос. Несомненно, попавшиеся на пути леди будут довольны.
– Вы знаете, кто я, рядовой?
– строго произнес Райс, так и не дождавшись реакции.
– Никак нет, сэр.
– Адмирал Райс, - лаконично представился старик, не став вдаваться в подробности.
– Возможно, вас удивляет отсутствие офицерских нашивок на моей форме, но вас сейчас не это должно волновать.
Сделав паузу, но так и не добившись нужного эффекта - Кэннон не спасовал - Райс спросил:
– Расскажите, как вы попали в академию.
– Зачем, сэр? Это все равно описано в моем деле.
– Потому что я хочу услышать это из ваших уст и понять, подходите ли вы мне, - отчеканил Райс сурово.
– Вы же знаете одно из правил армии Альянса: когда офицер что-либо просит, это означает не просьбу, а приказ. Или нет?
– Знаю, сэр, - рядовой быстро сглотнул, и Райс чуть усмехнулся. Несмотря на старательно поддерживаемую эмоциональную непроницаемость, Кэннону явно было что сказать.
– Тогда я слушаю.
Кандидат еле заметно кивнул и проговорил на одном дыхании:
– Я подал первое прошение почти год назад на вступление в вооруженные силы Альянса, сэр. Мне отказали, ссылаясь сначала на мой возраст. Тогда я подал прошение во второй раз. Та же причина. Я дождался своего совершеннолетия и подал прошение в третий раз. Снова отказ, на этот раз без указания причины. Поскольку возраст, необходимый
– Понятно, - покачал головой Райс.
– Что повлияло на ваше решение подать первое прошение?
Тот какое-то время раздумывал, слегка сведя брови к переносице.
– Желание служить, сэр.
– Чушь собачья, - отмахнулся Райс, чем, определенно, вызвал в собеседнике досаду.
– Я прочел ваше дело. Приемный отец, судя по записям, был весьма ненадежной личностью: много пил и кутил, влача жалкое существование в перерывах между своими алкогольными вояжами. Ваша приемная мать тащила всю семью на себе, но, разумеется, одной женщине это давалось крайне тяжело, поэтому все ваше детство прошло в нищете. Вы часто попадали в больницу с переломами и синяками, и врачи каждый раз диагностировали одно и то же: “упал с лестницы”, “не заметил косяк” и так далее, - а потом разводили руками, накладывали гипс, и отправляли домой, поражаясь, как ваша мать может жить с таким человеком. Думается мне, эти формулировки были лишь спасительным прикрытием для отца, распускающего руки и поколачивающего вас в периоды особого настроения. Возможно, при этом он любил повторять, насколько вы ничтожное создание.
А потом, однажды напившись, этот жалкий пьяный говнюк, - Райс намеренно сделал ударение на последнем, припомнив так и не досказанное слово рядового, - затащил пятилетнего мальчишку в машину и на всей скорости врезался в стену дома. Сам, к счастью, расшиб себе голову, а вот приемному сыну не посчастливилось: множественные переломы левых конечностей, ноги и руки, не поддающиеся лечению и восстановлению, вследствие чего руку пришлось ампутировать почти целиком, а ногу - наполовину, а в последующие месяцы заменить на имплантаты. Далее тяжелые годы реабилитации и принятия реальности по мере вашего взросления. Насмешливые взгляды ровесников, жалостливые - учителей и прохожих. В итоге это настолько вас достало, что вам не терпелось записаться в армию, дабы доказать всему этому пропащему миру, что вы - нечто большее, чем просто инвалид с имплантатами. Я прав?
На лицо Кэннона легла черная тень, и Райс понял, что попал в самую точку. Желваки забегали по скулам парня. Казалось, он готов сорваться с места и врезать офицеру за его самовольный и почти пренебрежительный пересказ прошлых событий, но рядовой все же сдержал свою ярость, только процедив сквозь зубы:
– Не совсем, сэр.
– В чем же я ошибся, если не секрет?
– Мой отец любил повторять, что я жалкий инвалид, когда был трезв, - последовал такой же скрипучий ответ.
– Но когда он был пьян, он выбирал более искусные словечки, из которых “мразь” и “отродье” - самые приличные. Сэр.
Это слово - “сэр”, сказанное с почти неосязаемой, но дерзкой интонацией, должной скрыть оскорбление, ясно можно было перевести в “это не ваше дело”. Такой ответ Райса порадовал. Адмирал позволил себе мягко улыбнуться.
– Вот это мне уже нравится. Откровенность. Давайте в таком же духе и продолжим, - он бросил взгляд на личное дело.
– Вы подали первое прошение 18 мая - через день после нападения на Элизиум. Почему? Только честно, без всяческого бреда про “желание служить”, которым можете кормить кого угодно, кроме меня.