Ощущение времени
Шрифт:
— Следите!
— Нет. Случайно, поверьте, — тон был спокойный и дружеский. Додик обернулся к своему попутчику, осмотрел его и ничего не ответил. — А вы не посетили меня, как уговорились, — ответил тот на взгляд.
— Нет, Василий Иванович, не пришёл, не мог, болел, — Додик чувствовал, что начинает психовать.
— Что-нибудь серьёзное? Помочь не надо? — собеседник явно не желал конфликтовать.
— Здоровье — это всегда серьёзно.
— Так, когда увидимся с вами, вы мне…
— Василий Иванович, а почему я должен видеться с вами? У меня на то никакой
— Напрасно вы так, Давид Евгеньевич! Мы вроде так хорошо поняли друг друга, а вы опять…
— Василий Иванович, послушайте… у вас своя работа, у меня — своя…
— Нет, — жёстко перебил попутчик, — ошибаетесь, уважаемый Давид Евгеньевич! Работа у нас общая! Долг обязывает нас…
— Я никому ничего не должен! И расписок не давал! — не успел сдержаться Додик.
— Дадите, — тихо и угрожающе произнёс Василий Иванович и, смыв жёсткое выражение с лица, улыбнулся открыто и подкупающе, — ну куда вы денетесь? Все дают — и вы дадите… и работа у нас общая, потому что общая страна, понимаете… до свидания! — он протянул руку, и Додик вынужден был пожать её.
Сердце у него колотилось. Он стоял не в силах двинуться и смотрел в ту сторону, где только что был Василий Иванович и вдруг исчез… другие спины скрыли его, и больше ни разу не мелькнули ни его широкий затылок, ни серо-голубоватый пиджак.
Сильный хлебный запах вывел Додика из оцепенения. Он свернул за угол, встал в недлинную змейку очереди к окошку и вскоре отошёл от него с двумя горячими румяными бубликами, обжигавшими руку сквозь серый клочок бумаги. Додик уселся на скамейку напротив трамвайной остановки, медленно жевал тугое тесто и старался успокоиться… трамваи скрежетали тележками по слишком крутому кругу… и уезжали, заполненные гражданками с огромными сумками и куда-то спешащими мужчинами с портфелями и свёртками… подъезжал другой состав, в окнах появлялись другие потные, озабоченные лица… а он всё сидел и тупо смотрел, тяжело ворочая мысли и медленно двигая челюстями… До издательства было две минуты хода по трамвайной линии. Он добирался до него полчаса.
— Ты чего такой? — спросил Володя, переведя взгляд с заваленного листами стола на вошедшего и пожимая ему руку, — Садись! Прости, как всегда запарка.
— Какой такой? — с достоинством зануды переспросил Додик.
— Вздрюченный! — снова на мгновение поднял глаза редактор. — Дело какое? Говори, не обращай внимания, что занят.
— А мы кофе не попьём? — поинтересовался Додик.
— Попьём! — разогнулся человек за столом, развёл руки в стороны, сводя лопатки, медленно выбрался из-за стола, шагнул к Додику и обнял его одной рукой, — Пошли! Брось тут сумку! Я запру, если боишься…
Додик посмотрел на приятеля, отрицательно помотал головой и двинулся к двери… Они болтали о всякой ерунде, пока спускались два этажа по лестнице, стояли в тесном буфетике, раскланиваясь и пожимая руки знакомым, и усаживались в углу за крошечным столиком с чашечками крепкого пахучего кофе и булочками на тарелке.
— Ну, говори: зачем пришёл? Просто так ведь не заглянешь… да ещё без звонка!
— Потом… — уклонился Додик. Они
— Напиши мне книгу, — почти шёпотом, перегнувшись через стол, неожиданно сказал Володя.
— Я? — удивился Додик такому повороту.
— Ты! Кто же ещё? Ты писатель.
— Что за книгу?
— О пионерах.
— Это не по адресу! — усмехнулся Додик.
— Давид, вот всегда ты так… бежишь впереди паровоза, не дашь договорить!
— Ну? Извини…
— О пионерах в разных сферах деятельности… у меня серия, старик… о лётчиках, учёных, полководцах… авторов подобрать трудно, а ты…
— Это о наших советских героях, что ли? Мы ж впереди планеты всей!
— Впереди! — вздохнул редактор. — Я ж говорю, ты вздрюченный сегодня какой-то… о пионерах в своём деле вообще… ну, отечественные предпочтительнее. — Додик внимательно слушал. — Вернёмся, список дам.
— Я уже написал… — сказал он примирительно и похлопал по сумке, которую не только не оставил в кабинете, но и не снял с плеча. Собеседник молча ждал продолжения.
— Ну, хорошо… ладно, старик… в нашу редакцию адрес?
— Пока тебе принёс. Лично. Почитай… скажешь…
— Ну так давай!
— Что, здесь прямо? — удивился Додик.
— А ты хочешь зарегистрировать рукопись, что ли, официально, тогда дуй на второй этаж в экспедицию, а потом ко мне.
— Нет, — вздохнул Додик. — Извини. У меня детство трудное было… недоедал… теперь плохо соображаю… пошли! Ты мне — список, я тебе — рукопись.
— Старик, а почему ты мне второй экземпляр даёшь? — поинтересовался Володя в кабинете.
— Понимаешь… моя Нинка-машинистка просто загнобила меня, что я каждую вещь по десять раз перепечатываю… а ты ведь без карандаша не умеешь… ну, а если потом сдавать надо будет куда-нибудь, что ж, опять перепечатывать.
— Расчётливый стал… — проворчал Володя, — да она небольшая! — он уселся за стол и покачал рукопись на ладони, — ты бы сам за два вечера махнул спокойно.
— Не, — перебил Додик. — Как начинаю перепечатывать сам, получается, что переписываю… правлю… режу…
— Ладно. — Володя выдвинул верхний ящик стола и опустил туда рукопись… — Только без звонка не приходи. Не знаю, когда выдастся минутка.
Под вечер позвонила Милка. В квартире никого не было, и Додик мог спокойно говорить по телефону, но по привычке только спросил: «Ты где?» И выслушав ответ, добавил: «Остальное при встрече!»
— Додик, я там больше не работаю, — Милка внимательно смотрела ему в глаза.
— Я знаю… там какая-то толстая тётка.
— Да, и Надюша перешла на почту… ты не догадался заглянуть…
— Не догадался.
— Додик, ну какой же ты недогадливый… — он вздрогнул от знакомой интонации, — может, тебе и не надо больше… где ты пропадал… — сказала она тихо с обидой, — я звонила, звонила… только там всё время твоя эта тётка хватала трубку… или вообще никого.
— А где ты сейчас… — откликнулся Додик.