Осенний призрак
Шрифт:
— Да, черт…
Слова восхищения вырываются у Пауля непроизвольно, прежде чем он успевает опомниться. Наконец ему удается оторвать взгляд от большого полотна в вестибюле, и он смотрит на улыбающегося адвоката.
— Стоящая вещь, как я понял? — спрашивает тот.
— Это Сесилия Эдефальк. [70] Полотно из самого известного ее цикла.
— Мне неизвестного, во всяком случае. Парень смазывает кремом спину своей подруге. На его месте я бы занялся грудью.
70
Сесилия
«На такие реплики я не отвечаю», — с раздражением думает Пауль.
Не обращая внимания на адвоката, он щелкает фотоаппаратом и что-то пишет в своем черном блокноте.
— И такие висят здесь повсюду, — не унимается Юхан Стеченгер.
Пауль Буглёв ходит из комнаты в комнату, снимает, пишет, считает на калькуляторе. Он удивлен и счастлив, как ребенок, и с каждой комнатой его восхищение возрастает. Ему кажется, что он стоит на пороге великого открытия. Должно быть, то же самое чувствовали археологи, раскопавшие терракотовое войско китайского императора. [71]
71
Терракотовое войско — найденные в гробнице китайского императора Цинь Шихуанди в 1974 году 8099 полноразмерных статуй воинов и лошадей.
Мамма Андерссон, Анника фон Хаусвольф, Бьёрне Мельгаард, Торстен Андерссон, уникальная вещь Марии Мисенбергер, Мартин Викстрём, Клай Кеттер, Ульф Роллоф, инсталляции Тони Оуслера. [72] Безупречный вкус. И только современное искусство, все приобретено, похоже, за последнее десятилетие.
Неужели Йерри Петерссон выбирал все это сам? В таком случае у него был талант. Он чувствовал настоящее, с этим надо родиться.
Этот деревенщина со своими дурацкими комментариями все еще здесь.
72
Современные шведские, норвежские и американские художники.
— А выглядит как обыкновенная фотография, если хотите знать мое мнение.
Это он о Мисенбергер.
— Какой-то маленький стаканчик с дыркой.
Это он о картине Ульфа Роллофа над кроватью в комнате, служащей, судя по всему, спальней Йерри Петерссона.
Тридцать миллионов, не меньше.
Окончив осмотр, Пауль выпивает на кухне стакан воды. Потом еще раз перечитывает свои записи и просматривает снимки в фотоаппарате.
Глаз.
Йерри Петерссон или кто-то другой, кто собирал эту коллекцию, имел хороший глаз.
Сейчас вы проходите по моим комнатам.
Ты глазеешь, он насмехается.
Вы не знаете, что вам еще предстоит увидеть.
Я не просто так заинтересовался искусством, на то имелись особые причины.
Но я не хочу сейчас рассказывать
Я был ошарашен. Я получил гораздо больше, чем ожидал.
Поначалу у меня не хватало средств, но вскоре они появились.
На этих полотнах я воочию видел то, что испытывал в душе, свои чувства, которым не мог найти названия.
Вы только взгляните на этот простреленный стакан над моей кроватью, сколько в нем красоты и боли! Или на спаривающихся обезьян Мелльгаарда. Прочувствуйте их ужас перед тем, что они сейчас делают, во что они превращаются, теряя любовь, оставшуюся в прошлом. Или взгляните на темные фигуры Марии Мисенбергер. Это тени, олицетворяющие наши грехи, тянущиеся за нами до самой смерти.
— И еще здесь есть часовня, — говорит адвокат. — Там портреты Иисуса в золотых рамах. Не хотите взглянуть?
«Иконы, — думает Пауль. — Что же еще это может быть, если не иконы? Он даже слова такого не знает».
— И где это?
— Позади замка, возле самого леса.
Искусствовед ставит стакан на стол.
Сегодня миром правит Его Величество Дождь. Полдень, а на дворе сумеречно, как вечером.
Они быстро обходят замок. Часовня на краю густого елового леса выглядит одинокой и заброшенной.
В руке у адвоката ключ.
«Иконы, — думает Пауль Буглёв. — Интересно, в них Йерри Петерссон разбирался так же хорошо?»
— Похоже, она не заперта, — с удивлением замечает адвокат.
Дверь открывается с усилием, издавая чуть слышный скрип.
Окон в часовне нет. Тусклый свет просачивается через небольшие отверстия у самой крыши.
Но что это лежит там, на покрытом каменной плитой возвышении, которое, должно быть, и есть вход в фамильную усыпальницу Фогельшё? Адвокат и Пауль Буглёв всматриваются в темноту — и помещение оглашает их полный ужаса крик.
50
Здесь смерть не имеет запаха. Запах тления, ощущаемый Малин, исходит не от трупа — он проникает сюда откуда-то из леса, окружающего часовню.
Здесь болотистая земля, однако, похоже, риска затопления нет.
Тело Фредрика Фогельшё раздето. Малин и сейчас видит его перед собой, хотя оно уже лежит в черном пластиковом мешке, предназначенном для одной-единственной цели: перевозки трупов.
Малин стоит у входа в часовню замка Скугсо, ежась от дождевых капель, обрушивающихся на нее с крыши под порывами ветра. Она всматривается в глядящие со стен позолоченные лики Христа, в нимбы, пылающие, словно наперекор этой страшной осени.
Стервятники далеко. Малин только что проходила мимо них, они смотрели с надеждой. Тем не менее предпочитают держаться на расстоянии, со своими черными записными книжками, с ненасытными камерами, с неутолимой жаждой нового в глазах: «Ну наконец-то хоть что-то произошло!» Даниэля нет в этой толпе. Хотя, может быть, он еще приедет.
Рядом с Малин стоят Харри и Свен Шёман. Они молчат, стиснув зубы, погруженные в свои мысли.
Фредрик Фогельшё убит, словно принесен кем-то в жертву на пороге фамильного склепа.