Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

Яковлев Александр Л.

Таким было начало, закрепившее данную им себе клятву. И во исполнение этой клятвы, каждую неделю, во Вторник вечером, в тот несчастливый для Него час, он стал являться на рыночную площадь. С букетом, купленным у известной нам старушки. После недолгого и сосредоточенного ожидания Он вручал цветы очередной избраннице. Тем самым словно давая краткий отдых сердцу своему.

Постепенно это событие, благодаря слухам, стало достоянием не только рыночной площади, но и всего города. К концу первого года Его романтической деятельности изрядное количество досужих лиц собиралось полюбопытствовать на очередном вручении. Второй год вручений уже решительно

заявлял о сложившейся традиции. Он продолжал выбирать королеву сердца...

А по прошествии трех лет Он исчез, не оставив о себе, как выяснилось, никаких сведений. Ибо, исполняя обет свой, был Он исполнен монашеской скромности.

Недостатка в слухах и версиях не было. Насколько я помню, девицам очень нравилась версия женитьбы Его на цветочнице, у которой он приобретал свои дивные цветы. Но знающие люди только посмеивались, слушая этот легкомысленный щебет. Высказывались догадки о появлении на одном из вторников Той, самой первой, ставшей виновницей все истории. Дескать, он вручил Ей букет, и история сама себе придумала достойный финал. Согласитесь, и такое предположение отдает старинным романом. Более убедительно выглядит мнение людей достаточно рассудительных и имеющих богатый жизненный опыт. Они пришли к выводу, что он успокоился сердцем, полюбившим столь многих. Равнодушно же исполнять традицию на потеху толпе казалось Ему занятием пустым...

Мой сосед, страшный любитель поспорить, выслушал историю весьма задумчиво. И я не услышал от него известного набора эпитетов: чушь, ерунда, сказки и проч. Он просто молча удалился. Лишь к вечеру заглянул ко мне вновь.

– Ну вот, - сказал он.
– Все ясно и без слов. Я прогулялся до рынка, выбрал букет и проделал всю ту штуку, о которой вы распространяетесь с таким наслаждением. Знаешь, что мне сказала "избранница"? Язык не повернется повторить...

– Нечистый эксперимент, - возразил я.
– Сам посуди. Ведь ты же не был в тот момент несчастливо влюблен. Так?

– Хорошо, - сказал он.
– Какие проблемы? Я пойду и влюблюсь...

– Несчастливо, - напомнил я.

– Несчастливо, - подтвердил он.

И ушел. И до сих пор ходит в поисках. Весь город знает о нашем споре, все привыкли к поиску. Даже его жена.

ДЖУЛИЯ

Джулия умница. Джулия красавица. Мне такие никогда не попадались в объятия. А Джулия сплоховала. Что-то здесь было не так. Она явно предназначалась не мне. Что-то вверху не сработало. Джулия была того же мнения, без восторга оценивая мои скромные достоинства.

– Как часто ты меняешь носки?
– спрашивает она, закуривая.

– Собственно... Я не регистрирую эти события.

Джулия иностранка. Джулия прекрасно говорит на многих языках, только на нашем - плохо. И всех денег мне ее никогда не потратить. И это она мне тоже готова поставить в вину. Я хожу по кухне и размышляю: за что мне такое? Она ходит по комнате и размышляет на ту же тему. Изредка из комнаты открывается дверь, ненадолго показывается ангелоподобный лик, пленительной музыкой звучат слова:

– Ради Бога, не забывай менять носки.

Джулия отказала двум баронам. Джулия спустили с лестницы князя (правда, довольно сомнительного) . Она послала к черту весь высший свет. Мы живем в однокомнатной, снятой нами квартире. Ночи наши полны кошмаров и бессонниц. Дума наша велика и отчаянна. И однажды меня осеняет.

– Дорогая, - кричу я в стену.
– Мне наконец-то все ясно. Дело в том, что мир встал с ног на голову. Понимаешь?

Она

не очень понимает. Я ей долго растолковываю. С демонстрацией на себе самом. До нее доходит. И она несколько успокаивается.

Окей, - говорит она.
– Но теперь-то ты, надеюсь, понимаешь,

что надо чаще менять носки?

В НОЧНОМ ДВОРЕ

Несомненно, кто-то не выдержал и запустил-таки в него чем-то тяжелым. Возможно, цветочным горшком, схваченным сгоряча с подоконника, горшком, о котором впоследствии пожалели - вещь нужная. А может и не горшком. Да и наверняка не горшком. Чем-то менее ценным. Хотя очень трудно найти в квартире что-то, предназначенное именно для этой цели. Впрочем, хороши кубики, обыкновенные деревянные детские кубики, если, конечно, в доме есть дети, которые видят сейчас десятые сны, пока вы раздумываете над кубиками... Ах да, кубики сейчас делают из пластика, и они теперь легкие, не летящие далеко и метко... Но ерунда. Ведь запустили же в него чем-то, если судить по удаляющимся его звукам, по высказанной вслух досаде... И нечего обижаться. Правильно сделали, что запустили. Все-таки ночь на дворе, и сон весенний так прерывист и чуток... А тут, как заведенный, минут сорок подряд, с идиотской, совершенно необъяснимой пока настойчивостью, он повторяет одну и ту же фразу, если вслушаться, одну и ту же, состояющую из семи быстрых, почти непрерывно звучащих "гав" и одного "гав" через паузу. Вот так: гав-гав-гав-гав-гав-гав-гав, гав! Представляете? В то самое время, когда такой сон! Ну и конечно же кто-то не выдержал. И напрасно пес на кого-то обиделся.

И я потом не мог уснуть еще час, пытаясь понять, чего же он хотел, выговаривая, вернее, вылаивая старательно одну и ту же фразу? А потом понял. И ничего там хитрого не было. Всего-то он хотел нас уверить вот в чем: "Спите, да? А я вот всю ночь вас тут охраняю..." Ну и еще что-нибудь добавлял, раздосадованный.

А потом кто-то не выдержал и запустил в него чем-то тяжелым.

ВЕСЕННИЕ ШУТОЧКИ

Среди вокзального многолюдства он, конечно же, выделялся. Своим черным фраком и размахиванием рук, которые дирижировали невидимым, тончайше звучащим оркестром , заодно отпугивая летящих к отъезду пассажиров. Его пробовали уговорить по-хорошему:

– Чудак, да кто же тебя тут услышит?

Или сердились:

– Безобразие, вы же мешаете!

А он был упрямо и молчалив. Или изредка огрызался:

– Кретины, да где же вас еще вместе столько соберешь?

Вот и доигрался. Его вывели в сопровождении ударных на сцену, подняли занавес, и он оказался лицом к лицу с духовым оркестром местной пожарной команды. Он отступил немного вглубь сцены, побледнел, но нашел в себе силы воскликнуть:

– Я сам!

И действительно, сам взмахнул рукой. Страшно рявкнула медь. Он рухнул в оркестровую яму.

Собственно, его предупреждали. ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ

Люди бежали молча, сосредоточенно глядя себе под ноги. Не все успели укрыться, когда завыла сирена...

Ударившись об угол телевизора, он испуганно бросился закрывать форточку. Словно это могло спасти его. И тут же увидел, как из-за угла дома с победным воем выползла поливальная машина.

Он в слабости опустился на стул, ощущая удивление. Оказывается, он еще не разучился плакать от бессилия.

"Мне давно бы обменять мою огромную комнату с видом на Дерево. Но я уже опоздал. Опоздал лет на двадцать. За это время Дерево унесло свою вершину за крышу нашего дома.