Ошибка "2012". Джокер
Шрифт:
— Самовольничаю?..
Возвращаться к обычной реальности оказалось неожиданно трудно. Краев повернулся, с усилием сфокусировал зрение и увидел балагура-мужичка спускавшегося по тропинке с обрыва Мужичка вроде поддатенького, в ватнике и начищенных до блеска сапогах. Лицо у него было доброе, бесхитростное, определённо располагающее. Этакий мудрец от станка и сохи, явившийся вправить мозги незадачливому самоубийце.
— А то, — со спокойным достоинством проговорил мужичок — Нуля ведь дура мозг холодец, а дыру в башке соплёй не заткнёшь.
– И вдруг спросил: — Ну что, болезный, башка-то здорово достаёт?
—
— Хрен в пальто, — заразительно улыбнулся тот. Щёлкнул каблуками и представился: — Никита я, болезный. Блаженный Никита. Всем страждущим помогающий, муки их усмиряющий, на путь истинный скорбных направляющий... Ну-кось, давай игрушку сюда... — Он неторопливо подошёл, с лёгкостью вынул наган из руки у оторопевшего Краева и направил дуло в небо, на миг став похожим на хрестоматийный памятник политруку, поднимающему в атаку бойцов. — Лучше в белый свет, чем в копеечку!
Выстрелил пять раз подряд, будто бы давая кому-то старт. Кашлянул от порохового смрада, с плеском бросил наган в реку.
— Плыви, плыви, железяка хренова, — сплюнул он, и речка, словно послушавшись, мигом заволокла оружие торфяной мутью. Никита же снова кашлянул, протёр глаза и очень серьёзно кивнул Краеву: — Жить хочешь? Айда за мной. И времени не теряй, у тебя его, паря, не очень много осталось...
Подмигнул, развернулся и направился обратно на свою сторону. Несколько секунд Олег тупо смотрел ему в спину, потом двинулся следом. А что, не в речку же за наганом теперь нырять? С тайной надеждой если не найти, так хоть потонуть?..
■ Шагал он как зомби, перед глазами всё гуще пла- pa-'iH серая пелена, в голове не было ни мысли. Внут- )и черепа плескалась боль, и на её волнах одинокой 1ЬДиной качалось непонимание. Что же это за наган гакой презентовал ему Коля Борода? С патронами заговорёнными? Или дело было вовсе не в нагане и не в патронах? Но тогда в чём?..
Впрочем, он даже и об этом думать внятно уже не мог.
Все остатки сил уходили на то, чтобы очередной раз оторвать от земли правую ногу... поднять. Переставить... А теперь — левую...
Невыносимо медленно они поднялись на обрыв, одолели вкривь и вкось расчерченную сосновыми корнями лесную тропинку — и вышли к деревне Глуховке. Той самой, в которую даже на «Ниве» не мог довезти бабку Ерофеевну сын автобусного водителя.., Покосившиеся избушки, в которых доживали век брошенные старухи, убогость, нищета... И небось чадящая лучина по вечерам, ибо электрических столбов в округе решительно не наблюдалось-
— Сюда, паря, — потянул Никита Краева в бузину, среди которой кособочилась замшелая сараюшка. — Заходь, седай на иол. Закрой ладонями глаза.
В ноздри шибанул густой мышиный дух, зашуршало на полу сено... Хлопнула закрываемая дверь. .Стерва-боль гадиной завинтилась в мозгу, перейдя, кажется, все мыслимые пределы...
— Ну всё, болезный. Хорош рассиживаться, выходим, — почти сразу раздался в темноте голос Никиты.
Краев отнял ладони, замычал, кое-как разлепил глаза, поднялся, медленно вышел из сараюшки, сощурился на солнечный свет...
И от изумления забыл даже про боль. Кажется, теми же остались только деревья близко
Уж не тот ли самый колокол, который то ли слышал, то ли не слышал Краев, стоя на судьбоносном мосту...
Он рад был бы спрятаться от- слишком громкого звука, но заторопившийся I (икита поймал его за руку и потащил прямо туда. Пришлось в очередной раз стиснуть зубы и ковылять, ковылять... А впрочем, его вели не к воротам в заборе, а несколько в сторону туда, где стена леса распахивалась к озёрному берегу. Там, у самой воды, притулилась избушка не избушка — сруб «в лапу», с крышей из дёрна и крохотным узким оконцем, задвинутым особой дощечкой. Баня! Что ни есть натуральная, со вкусом и размахом протопленная по-чёрному... Даже в предбаннике едва живому Краеву тотчас показалось, что он всё-таки застрелился и, как положено самоубийце, угодил прямёхонько в ад. Только не на
сковородку, а скорее в кастрюлю. Верней, в скороварку.
— Распрягайся и заходи. Внутри — лягай сразу, — дал последнюю «овцу»' блаженный Никита н выскочил на свежий воздух, а Краев, наконец-то оставленный в покое, с трудом поборол искушение лечь прямо здесь, свернуться зародышем и умереть. На автопилоте скинул с себя барахло, вслепую нащупал низкую дверь... упал на полок...
Ему было даже не особенно интересно, что ждало • его дальше. Ну, появятся сейчас черти, подумаешь, эка важность. Ну, сожрут его, сварят, изжарят, четвертуют, смелют на фарш... Плевать, уже совсем не страшно, скорей бы только всё кончилось.
А потом в парном скороварочном полумраке он вдруг увидел Оксану. «Ох) Трусы-то надо было оставить...» — мелькнула идиотская мысль. Гэбэш- ница Оксана стояла босая и простоволосая, в короткой рубахе по колено. Да не в развратной какой импортной комбинашке — рубаха, прилипшая к телу, была из домотканой холстины, до изумления целомудренная и строгая.
«Глюки,— очень тихо подумал Краев. — Если это ад, то откуда она здесь взялась?..»
Он глупо улыбнулся и всё-таки собрался всерьёз помереть, но тут наваждение подошло вплотную, уставилось в глаза и, не обращая внимания на его беспомопшую наготу, положило на лоб не по-женски сильную руку... А потом Оксана принялась мять, ощупывать, выглаживать, простукивать
' Особо Важные Ценные Указания.
больную голову, будто проверяя на спелость арбуз. Казалось, её пальцы залезали внутрь, бережно касались мозга, что-то там выискивали... а найдя — выковыривали, выдирали, выкручивали без всякой пощады.
И всё это молча, сосредоточенно, страшно, с гримасой жуткого напряжения на губах...
А уж больно-то как...
«Привет, Оксана», — хотел было он сказать в момент просветления, но губы не подчинились. Тело больше не принадлежало ему, чужая незримая воля держала его, как в сетях. Краев мог только думать и наблюдать — да и то еле-еле.