Ошибка молодости (сборник)
Шрифт:
– Чешский хрусталь, – важно объяснила Тома.
В вазе цветы – странные, тряпочные (Зойка тихонько потрогала, когда подруга вышла из комнаты).
– Хельга! – так важно обозвала Тома низкий пузатый шкаф со стеклом, полный сверкающей посуды. И еще был цветной телевизор и ящик с пластинками. – Проигрыватель, – просветила Тома.
А еще на столе, рядом с вазой с ненастоящими цветами, стояла большая хрустальная миска, полная шоколадных конфет – «Мишек на Севере», «Белочек» и других, ярких и разноцветных, незнакомых Зое.
Впрочем, «Мишки» и «Белочки» тоже были знакомы не очень –
Потом Тома торжественно распахнула дверь в свою комнату. Там стояли ее кушетка, письменный стол и тумба с куклами.
– Можно потрогать? – прошептала Зоя.
Тома кивнула:
– Осторожнее только.
Кукол было много. Все с настоящими волосами, в платьях, носочках и туфельках. И даже в трусиках! Мама дорогая! Вот это богатство!
На пороге показалась Света, Томина мать. Недовольно оглядев нежданную гостью, она позвала дочку обедать.
– Подождешь? – спросила Тома.
Зойка кивнула. Конечно, подождет! Еще бы! Ведь она останется с этим богатством наедине! Пусть даже на каких-то полчаса.
Зоя потянула носом – из кухни раздавался восхитительный запах куриного бульона.
Она проглотила слюну и отвлеклась на кукол.
На ужин мать подала макароны с сыром. Голодная Зоя проглотила пару ложек и спросила:
– Мам, а почему у Томки курица на обед и шоколадные конфеты в вазе? Прям целая куча?
Рая внимательно посмотрела на дочь и сказала:
– Живут по-другому.
– А почему мы по-другому не можем? – удивилась Зойка. – Ну, чтобы курица и конфеты? И мандарины? И еще – кукол много! И каких, мам! И платьев у Томки целая гора, и туфель!
– Дурочка ты, – вздохнула Рая. – Не все так умеют. Да и не всем это надо. Я люблю по ночам спать. И потом, если что, на кого мне тебя оставить? Вот именно, не на кого. Одни мы с тобой на белом свете. А Томке своей не завидуй! На нее что ни надень – сопля чахоточная. Смотреть противно.
Зойка за подругу обиделась.
В школе она училась плохо. Ничего ей не давалось – ни математика, ни литература, ни химия с физикой. Дети дразнили ее тупицей, но она не обижалась. Зойка вообще ни на кого не обижалась. Даже на Тому, когда та обзывала ее жирной коровой, – Тому девочка считала подругой.
Учителя вызывали Раису в школу. Говорили, что нужны дополнительные занятия.
А чем платить? Жили они не просто скромно – бедно. Зойка росла как на дрожжах, вернее, на макаронах, картошке и хлебе с повидлом. Подтянуть девочку по математике взялась Клара Мироновна. Билась с ней часами. Зойка смотрела на соседку глазами, полными ужаса и смертельной тоски. И Клара со вздохом вынесла приговор: учить девочку бесполезно, лучше готовь ее, Рая, к замужеству. С такой красотой вытянуть счастливый билет совсем несложно. Только надо объяснить, что, как и почему.
– Как же я ее научу? – удивилась Рая. – Я и сама про это ничего не знаю!
Не ругал Зойку только физрук Арсен Степанович, прихватывая неуклюжую ученицу за аппетитное пухлое плечо.
Говорил:
– Чего тебе через деревянного козла прыгать? Ты, с такой красотой
В девятый класс Зойку брать не хотели. Директриса заявила Раисе, что в школе ее дочери делать нечего – с такими-то оценками.
Мать пошла в роно. Писала заявления во все инстанции – девочке не дают получить среднее образование. Ее, мать-одиночку, притесняют. Решили с Раисой не связываться, и Зойку взяли в девятый класс.
Клара уговаривала соседку, как могла. Зачем Зойке образование? Надо получать профессию, стабильную и денежную, чтобы могла прокормить. Раиса стояла на своем – я без образования, сижу на копейках, а дочь должна учиться.
Появление Зойки после летних каникул было главным школьным событием. В школьный двор вошла высокая, ладная девица, с большой грудью, тонкой талией и широкими бедрами. На полноватых красивых ногах сверкали белым лаком босоножки на каблуках. По плечам были распущены роскошные смоляные кудри. Горели черные глаза, сияла смуглая бархатная кожа, алел полногубый и яркий рот.
Смутились не только мальчишки, но и учителя. Директриса шепнула завучу, что «это явление опасно для всей школы». Наверное, она имела ввиду не только учеников в пышном пубертате, но и молодого математика, зрелого физика и разбитного физрука.
Девочки смотрели на Зойку с нескрываемой завистью. Мальчики – с повышенным интересом. Учителя – с опаской.
А Зойка ничего не замечала. По-прежнему с невыразимой тоской смотрела на классную доску, тщательно выписывала буквы в тетради, напряженно и внимательно слушая учителей.
Из хорошенькой толстушки она превратилась в писаную красавицу. Мальчишки бегали за девушкой все до единого, доходило до драк – каждый мечтал проводить Зойку до дома и донести ее портфель.
А вот на бедную Тому внимания по-прежнему никто не обращал, несмотря на ее наряды, дубленку и лаковые сапоги-чулки – зависть и несбыточная мечта всех девчонок и учительниц. Тома по вечерам торчала у зеркала, выдавливая крупные красные прыщи. Наутро все выглядело еще хуже. Накручивала жидкие волосы на бигуди и завивала челку щипцами. Локоны распадались через десять минут, и волосы опять повисали унылыми серыми прядями. Тома красила ресницы – на короткие тощие ресницы тушь ложилась неровно, осыпаясь грязными комьями. Тома тщательно замазывала лицо французской пудрой, но прыщи нагло лезли и из-под пудры, не поддаваясь маскировке. Хорошо держался только польский лак на ногтях. Но красить ногти в школу запрещалось.
Кстати, Тома свои ношеные белые лаковые босоножки, которые она милостиво подарила Зойке, потребовала немедленно назад. После первого сентября. Зойка безропотно ей их вернула, со вздохом надев старые коричневые туфли из «Детского мира».
С Томой они по-прежнему считались подругами. Вместе делали уроки – возмущенная Тома обзывала Зойку «тупой коровой», – вместе ходили в кино. Тома ловила восхищенные взгляды мужчин всех возрастов, брошенные на подругу. А та будто ничего не замечала и шла, высоко закинув голову назад и слегка прищурив глаза, – от усердных, но бесполезных занятий у Зойки сильно падало зрение.